Надежда Белявская: «Отец нас всех старался объединить»
Дом, в котором жил папа, я обхожу стороной. Он внушает мне ужас, особенно двор, где все произошло. Раньше любила сюда приходить. Мы часто гуляли во дворе вчетвером: я — с младшим сыном Алешей, а папа — с Сашенькой, дочкой от второго брака...
Наши дети ровесники, Саша старше всего на пять месяцев. Папа обожал ее и внуков. Прогулки с ними были для него одной из немногих радостей в последние годы. Отец рвался на улицу и там преображался, становился почти прежним Александром Белявским. И жизнь свою он закончил в этом тихом московском дворе...
Меня спрашивали, не замечала ли я чего-нибудь странного перед его гибелью? Не предчувствовала ли беду? Нет, все было как обычно.
В субботу, восьмого сентября, мы всей семьей были на даче в Ершово под Звенигородом, только мой старший сын Костя оставался в Москве. Накануне я говорила по телефону с папиной женой Людмилой Тихоновной. Она просила привезти с их дачи кое- какие вещи. Мы соседи. Сначала в Ершово поселились мои родители. После развода с мамой отец не захотел покидать полюбившееся место. Делить было нечего — всего шесть соток, и он купил землю рядом с нашим участком, по строил еще один дом. Так и жил потом — «на две дачи». Отец нас всех старался объединить.
Когда Людмила позвонила в субботу, в душе ничего не екнуло. Я подумала, что, наверное, еще о чем -то вспомнила. А Мила вдруг говорит:
— Надя, с папой случилось несчастье. Он погиб, выпал из окна. Вы приедете?
— Конечно, — отвечаю машинально, не в силах поверить в то, что услышала. Неужели отца больше нет?!
Голова пошла кругом. Как сказать маме? Она не переживет. Вру, что отцу стало хуже, он в больнице и нам надо ехать в Москву. Пока мама собирается, обзваниваю близких. Правду открываю ей только дома, куда кроме нас приезжают все родные: папина сестра тетя Оля, ее муж, их сыновья с женами и дети папиного брата. Тот сам далеко, в санатории. Телефоны разрываются — звонят и друзья, и знакомые, и совершенно чужие люди. Все каналы уже сообщили, что Белявский выбросился из окна лестничной клетки пятого этажа, и теперь меня спрашивают:
— Это правда, что он покончил с собой из-за нищеты?
Мол, Стас Садальский написал в своем блоге.
— Что за чушь! — возмущаюсь я. Пытаюсь объяснить, что папа не был нищим, но меня душат слезы. И мама рыдает, не может говорить. Я успокаиваю ее и пытаюсь взять себя в руки, а потом представляю, как папа, опираясь на палку, подходит к этому страшному окну и падает вниз... И снова плачу, не могу остановиться. Как это могло случиться? Он ведь любил жизнь!
Отец все делал со страстью — собирал грибы, строил качели, красил дом... Было такое счастье находиться рядом с ним в этот момент. Выпадало, к сожалению, оно не слишком часто. У папы была своя жизнь, у нас с мамой — своя. Родители разошлись, когда мне было семь лет, брату Андрею — девять.
Воспоминаний о том, как мы жили вместе с отцом, сохранилось не так много. Слишком маленькой была. Помню, как он играл на новогоднем утреннике Деда Мороза и забирал меня из детсада. При его появлении всегда возникал переполох. Посмотреть на Белявского прибегали воспитательницы из соседних групп. И хотя он терпеливо ждал, пока я наиграюсь с друзьями, тетки сердились: «Ну что же ты, Надя! Собирайся быстрее! Нехорошо заставлять папу ждать!» Я удивлялась: из- за чего такой сыр- бор? Не понимала, что папа у меня особенный — знаменитый артист.
В детстве часто слышала: «Надя — вылитый Александр Борисович». Если спрашивали:
— Девочка, на кого ты похожа? — с гордостью отвечала:
— На папу.
Но однажды меня озадачили:
— А брат твой, Андрюша, на кого похож?
Я задумалась и честно призналась:
— Не знаю.
Спросила маму. Она немного замялась, а потом сказала, что брат похож на дедушку, не уточнив, на какого именно. Впрочем, к тому времени ни папиного отца, ни маминого уже не было в живых. Я была маленькой и поверила на слово. Отныне всем говорила, что Андрюша у нас в дедушку. Прошли годы, прежде чем я узнала, почему мой брат ни на кого не похож. Его взяли из дома малютки. Незадолго до этого у родителей погиб сын, Боре было два года и три месяца. В детстве это от меня тоже скрывали.
О ребенке они мечтали много лет, но родить мама смогла только в тридцать девять. В долгожданном сыне они с папой души не чаяли. Несчастье произошло летом, на даче под Наро-Фоминском. В тот день мама уехала в Москву — она кандидат геологических наук и много лет работала в научно- исследовательском институте. Боря остался с няней. По ее словам, он самовольно ушел на озеро с приятелем чуть старше его самого. Через какое -то время этот мальчик в ужасе прибежал на дачу, но толком так и не смог объяснить, что произошло. Борю нашли в воде у берега, он утонул.
Родители чуть с ума не сошли от горя. Каждый день ездили к любимому сыну на кладбище. Отец не мог и не хотел работать, мама чуть ли не насильно возила его на съемки и репетиции, чтобы хоть как- то отвлечь от черных мыслей. Дома он пил и плакал. Мама крепилась из последних сил. Однажды не выдержала и сказала: «Шура, так больше нельзя. Я тоже не железная. Давай решать, живем мы дальше или прекращаем мучения раз и навсегда. Вот балкон — встанем рядом и прыгнем вниз».
До самоубийства, к счастью, не дошло. Маме удалось встряхнуть папу, вывести из депрессии. Через какое-то время он пришел в себя и предложил усыновить ребенка. После долгих поисков родители нашли похожего на Борю мальчика почти того же возраста. Поменяли ему имя, чтобы сохранить тайну усыновления, назвали Андреем. Мама рассказывала, что папа говорил: «Андрюша — мой костыль». Приемный сын помог ему выжить.
А вскоре выяснилось, что мама беременна. Я родилась, когда ей было сорок три, папе — сорок четыре. Родители дали мне символичное имя — Надежда. Я была для них последней надеждой на совместное счастье. К сожалению, она не оправдалась. Прожив в браке двадцать восемь лет, мама и папа развелись.
Отец купил однокомнатную квартиру в нашем кооперативном доме и поселился в соседнем подъезде. Часто приходил, приглашал нас с Андрюшей к себе. Наверное поэтому я не сразу осознала, что произошло, общались мы почти столько же, сколько и раньше. Он ведь бывал дома не каждый день, часто уезжал на гастроли и съемки. Обычно заходил после работы, играл с нами, беседовал. Старался, чтобы мы не чувствовали себя брошенными.
Родители не объясняли нам с Андреем, почему расстались. Как -то я спросила:
— Пап, а почему ты с нами не живешь?
— Ты еще маленькая, не поймешь, — ушел он от ответа. — Вот подрастешь, тогда поговорим.
Через несколько лет я напомнила ему о давнем разговоре.
— Ну а теперь ты можешь объяснить, почему вы с мамой разошлись? Вы так хорошо до сих пор общаетесь, заботитесь друг о друге.
— Знаешь, есть одна притча, — сказал отец. — Очень богатому вельможе сшили на заказ роскошные сапоги, а он не стал их носить. Начали выяснять, в чем дело. Это же чудо, а не сапоги! Тот сказал: «Да, они сшиты из мягчайшей кожи, чудесно украшены и великолепно смотрятся. Но только я один знаю, где они жмут». Жизнь — сложная штука.. .
Думаю, родители были слишком разными. Мама — серьезный, степенный, домашний человек, а папа — очень эмоциональный, общительный, заводной. Любил большие компании, шумные застолья. И не отказывал себе в маленьких мужских радостях, благо поклонниц хватало. Насколько я поняла из скупых рассказов мамы, она долго закрывала глаза на его романы. Возможно, была слишком мягкой и терпимой, а он этим пользовался. Впрочем, не мне их судить.
Замуж мама больше не вышла, посвятила себя детям, хотя у нее были кавалеры и она могла устроить свою судьбу. Папа несколько лет жил вольной холостяцкой жизнью. Я встречала у него дома разных девушек. Людмила по явилась не сразу. Сначала они с отцом жили в гражданском браке, а в августе 1987 года расписались.
Папины родственники крайне негативно отнеслись к его женитьбе. Они любили маму, а он бросил ее с двумя малолетними детьми. Все понимали: потеряв сына, отец пережил настоящую трагедию, но считали, что он взял на себя очень серьезные обязательства, когда усыновил мальчика и во второй раз стал отцом. Папа чувствовал свою вину перед нами и старался быть рядом. Он действовал из самых лучших побуждений, но ранил чувства мамы и Людмилы. Ей вряд ли нравилось, что муж пропадает у нас. И маме было больно наблюдать на соседней даче счастливых молодоженов. Наше садовое товарищество — та же коммуналка. Чихнет кто -нибудь через три участка, и отовсюду кричат: «Будь здоров!»
Выходные мы всегда проводили в Ершово. Мама старалась вывезти детей на воздух, а папа жить не мог без дачи. Он признавал только активный отдых. Сажал яблони и смородину, копался в огороде, все время что- то мастерил. Часто привлекал к работе нас с Андреем. Я с папой и паклю в брус забивала, и вагонкой стены обшивала.
Наверное, поклонницы Белявского очень удивились бы, увидев его в телогрейке, с молотком и рубанком в руках. На протяжении многих лет отец нес образ красавца- мужчины, не по-советски холеного и шикарно одетого. В жизни выглядел намного проще, конечно, если не нужно было идти на прием в посольство или на премьеру в Дом кино. Он, кстати, предпочитал таким мероприятиям встречу с друзьями — очень простыми и непафосными людьми. Среди них были автослесарь, мясник, голубятник, таксист. Артистов не припомню. Папа и сам был из простой семьи. Его отец Борис Моисеевич работал на заводе, мама Любовь Александровна занималась домашним хозяйством и шила на заказ меховые шапки.
Дедушку я не застала, а у бабушки Любы бывала до статочно часто. С бабушкой по маминой линии общалась гораздо меньше. Белявские очень дружные, на праздники всегда собирались всей семьей, особенно на бабушкины именины тридцатого сентября. День рождения она не признавала. Баба Люба нас очень любила и научила маму шить шапки, когда мы остались без папы. Он помогал, но денег все равно не хватало. Мама ведь не работала, занималась детьми. После гибели Бори она и подумать не могла о том, чтобы доверить нас с Анд реем чужим людям, а бабушкам заниматься нами было уже тяжело.
Мы с братом жили дружно, хотя иногда, конечно, и ссорились, и дрались. Как же без этого? Однажды, помню, устроили битву на подушках. Мама сочла меня зачинщицей и отшлепала — единственный раз в жизни. Андрея не тронула, и я обиделась. В детстве часто казалось, что родители любят брата больше, чем меня. Я не знала, что он приемный, а они, наверное, боялись обидеть Андрея, недолюбить.
Потом все равно пришлось проявлять строгость. Я -то до определенного возраста не создавала особых проблем, а Андрей не был пай- мальчиком. Сначала его отдали в очень хорошую спецшколу, но он проучился там только год. Нахватал двоек, учителя заявили, что дальше не потянет. Пришлось переводить в обычную. Меня через два года определили туда же, хотя мама моей детсадовской по дружки предлагала:
— Давайте отдадим наших девочек в спецшколу, будут вместе ходить.
— Нет, — сказал папа. — Анд рюшу оттуда выгнали, значит, и Наде там делать нечего. Будет учиться в той же школе, что и брат.
Он не хотел нас противопоставлять. И родная дочь, и приемный сын были ему одинаково дороги. Отец над нами трясся, боялся, что простудимся, заболеем. Страшно ругал за то, что ходили дома без тапочек. Помню, однажды мы с Андрюхой простыли и он стал нас лечить: отвел в ванную и велел нюхать какую -то гадость. Это был нюхательный табак. Мы чихали как сумасшедшие, вытирали сопли и ныли:
— Па-ап, может, хватит?
— Нет, не хватит, — не отставал он. — Давайте, давайте, все вычихивайте, чтобы в носу не осталось микробов.
Отец очень долго страдал от гайморита и боялся, что мы тоже его подхватим. Где нашел этот рецепт, не знаю. Он ухитрялся прочитывать кучу книг, журналов, выписывал «Наон. — Давайте, давайте, все вычихивайте, чтобы в носу не осталось микробов. Отец очень долго страдал от гайморита и боялся, что мы тоже его подхватим. Где нашел этот рецепт, не знаю. Он ухитрялся прочитывать кучу книг, журналов, выписывал «Науку и жизнь» и «Крокодил», хранил на даче подшивки.
Папа любил посмеяться. Он был очень остроумным человеком и знал уйму анекдотов на все случаи жизни. Много лет принимал участие в программе «Белый попугай», которую вел главный анекдотчик страны — Юрий Владимирович Никулин. В 1995- м даже выпустил книжку «Если Вам грустно... (Анекдоты от А. Белявского)».
