Марина Яковлева. Счастливая
Прожив энное количество лет, поняла: любую драму играй, всю женскую хитрость пускай в ход, но держи и не давай уйти! Если по-настоящему любишь.
Подруг среди актрис у меня никогда не было. Приятельниц, коллег, конечно, хватало, были те, кому искренне симпатизировала, прислушивалась к мнению. Но чтобы советоваться по серьезным вопросам, делиться сокровенным — нет. Только Вера стала исключением.
Я знала, что есть хорошая молодая актриса Вера Глаголева. В картине Нахапетова «На край света» очень она мне понравилась. Пару раз пересекались в Доме кино: Вера была с Радиком, я — с Андреем Ростоцким. Как сейчас сказали бы — звездные жены. Но познакомились лично мы только в 1984-м в Минске на съемках фильма «Снайперы». Вообще, я редкий гость на кинотусовках, нечасто сижу за столом, даже на отдых люблю ездить в одиночку, и по магазинам мне удобнее ходить одной. Так проще отключиться. А Вера, напротив, была компанейской. В Белоруссии под рукой оказалась я, и она стала везде таскать меня с собой. И как-то приручила.
Режиссер оказался деспотичным, хотел, чтобы все было максимально достоверным. Жили мы в настоящих казармах по семь-восемь человек, нас неделями не отпускали домой. А Вера только приехала с Дней советского кино в Латинской Америке и жутко обгорела. Вся в пузырях, температурила, бедняга, на солдатской кровати, тяжело просыпалась. Дочки ее были маленькими, Радик нервничал, и мы то и дело ходили в Осиповичи на почту ему звонить. Вера все время оправдывалась, объясняла, почему не может уехать — несмотря на отсутствие съемочных дней не отпускают. Однажды побежали звонить прямо с площадки в военной форме и наполучали от солдат из местной части — они решили, что мы вырядились в гимнастерки ради шутки.
Вера уже была довольно опытной актрисой, но насчет работы со мной иногда советовалась. Однажды сказала:
— Сценарий предложили. Не знаю, соглашаться или нет... Режиссер Мельников, а сначала был другой. Сейчас картину запускают и зовут.
— Если хороший сценарий, пробуй!
— Героиня не могу сказать, что моя...
— По ходу разберешься, твоя или нет.
Вера согласилась и сыграла в звездном для себя фильме «Выйти замуж за капитана». Мне приятно вспоминать об этом эпизоде, потому что советовала от души. В нашем мире чаще случается наоборот. А с картины про снайперов мы с ней сбежали. Снимали сцену, где ползем ночью под обстрелом. Над головами свистят трассирующие пули, режиссер выбрал их для усиления визуального эффекта видимо. Стрелял подполковник, ветеран войны в Афганистане, и весь ужасно взмок. Спрашиваю:
— Что вы так переживаете? Пули же холостые!
— Совсем нет, — ответил он и покрылся новой волной пота.
— Вера, смотри, что делается: одно неверное движение и он нас пристрелит!
Эта неприятность, как и решение прекратить работу раньше срока, очень нас сплотили — эдакие друзья по несчастью. Вера стала мне позванивать: то в ЦДРИ позовет, то в Дом кино. Я ею восхищалась — актриса, родившая двоих детей и работающая, в то время была редкостью невероятной. Все боялись выпасть из обоймы, а она занималась своими малышками, возила по кружкам, рассказывала про них постоянно. То, что дочери и дом — для нее главное, бросалось в глаза.
Я же на первый взгляд тогда была полным ее антиподом. Снималась как заведенная, картин — не просто много, а очень много. И прекрасно, что так сложилось. Слишком тяжело переживала крах отношений с Андреем. Не будь проектов, может, сиганула бы с одиннадцатого этажа на асфальт... Ужасная депрессия, и никого рядом. В Москве я была одна-одинешенька, как инородное, не сумевшее приспособиться тело. Сразу после развода с Ростоцким, как знаменитая рязановская героиня, ликвидировала всех подруг.
Ростоцкие поддерживали отношения с семьей Марианны — соседями по лестничной площадке. Она заходила в гости, присутствовала на семейных праздниках — на юбилее Станислава Иосифовича например. Поэтому я, выйдя за Андрюшу, постаралась найти с ней общий язык. Именно Марианне как подруге жаловалась на сложности в браке, делилась переживаниями. Наивно с моей стороны все это было. Но я ей доверяла, да и поделиться больше вроде не с кем. Помню, рассказала про найденный список женщин Ростоцкого, как он из-за моего открытия обозлился. По-женски советовалась, как поступить:
— Может, нагуляется и вернется?
Заметила, что Марианне тема неприятна. Впрочем, она дала один прекрасный совет:
— Если предложит разводиться, спокойно ответь «Давай».
У Андрея тогда был роман с дочкой влиятельного чиновника, но я не верила, что он поднимет тему развода. Ошибалась.
— Надо расходиться, — сказал как-то вечером Ростоцкий.
— Надо, — ответила я из своего полуобморока.
Он опешил от моей покладистости и... подал заявление. Дальше история известна: Андрей женился на доброй соседке Марианне, но вещи свои из нашей квартиры на «Бабушкинской» не спешил забирать еще года два. Пару раз они там ночевали. Я, к счастью, была в очередной экспедиции. И вопрос подруг закрыла совершенно.
Первой брешь в моей глухой обороне пробила именно Глаголева. Я позвала ее на кинофестиваль, назывался он «Молодость». Там мы сблизились окончательно. Познакомились с Вадиком Михалевым, впоследствии преподававшим во ВГИКе философию, и подружились на долгие годы. Ей я привела на смотрины своего второго мужа, и Вера, одобрив кандидата, стала свидетельницей на нашей свадьбе.
С артистом Валерием Сторожиком познакомилась в Свердловске. Снималась в картине «55 градусов ниже нуля», мы со Степой Старчиковым играли влюбленную пару. «А я был в тебя по-настоящему влюблен, — признался однажды Степан. — Помнишь, когда кубик Рубика мне подарила?» На самом деле до сих пор люблю делать подарки даже больше, чем получать. И вот однажды, уже спать легла, партнер мой стучит в дверь: «Марина, приехал коллега из театра, не угостишь чаем?» Заходит Степан, а с ним парень — высокий, утонченный, симпатичный. «Валера», — представляется он и кладет на стол здоровенный кусок сыра. Посетовал, что очень не везет, нигде не снимается. В Свердловск позвали на пробы, но билет на самолет удалось купить с большим трудом. Рассказывал, как кто-то в очереди умолял пропустить — опаздывал на свадьбу, другому надо было срочно доставить на Север десять килограммов белых мышей... Говорил смешно, образно, сон с меня слетел напрочь. Засиделись. Кстати, его снова не утвердили. Мог бы просто уехать. Но остался.
Пригласил меня и Степу в гости на торт, в Москве позвал на спектакль в Театр имени Моссовета. После сидели у меня втроем и обсуждали постановку, спорили об искусстве. Ребята даже немного посоперничали за мое внимание.
Внешне Сторожик в мой идеал мужчины вполне вписывался. Не женат, ни у кого не увела — это было для меня важно. Не бабник. Помню, чищу картошку, а он смотрит на меня такими влюбленными глазами, что кино снять можно!
Решили пожениться. Я очень хотела детей. Карьера вполне сложилась, меня узнавали, роли мои любили, по заграницам поездила — пора и женскую судьбу устроить. Кстати, когда мы пошли подавать заявление в первый раз, ЗАГС был закрыт. Валера расстроился: «Значит, не судьба». Второй наш поход с заявлением стал более удачным. Церемонии не было. Расписались в обычной одежде. В гастрономе на Смоленке получили праздничный паек с икрой и посидели за столом на «Бабушкинской». Вот и вся свадьба. Вера даже поесть не успела, сразу из ЗАГСа улетела по делам.
Наверное, Валеру я все-таки любила. Очень хотела ему помочь. Если вызывали на пробы, говорила: «А вот есть хороший артист Сторожик, не хотите его? Человек без работы сидит». Фотографии подкладывала. Ныл по теме актерской неустроенности муж практически всегда. Хотя первый совместный год был прекрасным — я вполне хорошо зарабатывала, думала: главное — любовь, остальное как-нибудь наладится.
И однажды сказала то, что произносить вслух не стоит: «Боже, возьми у меня, а ему дай». Родился наш старший сын, Валере стало везти с ролями, появилась узнаваемость. Он пережил это гораздо хуже меня. Характер Сторожика начал портиться на глазах.
Жили мы на «Бабушкинской» в двух шагах от моего бывшего мужа и нашей коварной соседки. То с Андрюшей случайно столкнешься: бежит в лисьей шапке с хвостом — чисто лис! То жена его недобро взглянет из-за детской коляски — у них родилась дочь. Но все-таки грустная история с Андреем закончилась и почти забылась. Все встало на свои места. Я казалась себе абсолютно счастливой. У меня рос сын. Муж-красавец поет нашему малышу про зайчиков в трамвайчиках. Ну что еще для счастья надо?
Детский горшок, пластмассовый красненький, подарила Ирина Муравьева. Он до сих пор стоит на старой даче. Вера привезла чешскую книжку «Наш ребенок». Правда, потом оказалось, что книжка эта вредная и растить по ней детей никак нельзя. Если ребенок плачет, подходить к нему запрещено — настаивал автор. Какой садист это выдумал и почему я поверила?.. Федя орал как резаный, а я стоически его вопли слушала, вместо того чтобы взять на руки и успокоить. Мы все тогда были несколько дремучими в самых разных вопросах и по сути ужасно бедными. С Верой обменивались детской одеждой, шубки или комбинезоны наши ребята носили по очереди. Но в то время никто из этого греческой трагедии не делал — сами росли, донашивая за старшими братьями-сестрами.
Я очень прислушивалась к советам Валеры, он знал, как правильно питаться, дышать, очень увлекался различными теориями. Соль из моего рациона супруг волевым решением убрал, еще когда беременной загремела на сохранение. Несоленое в глотку не лезло, но Сторожик был неумолим. Запретил пить любые таблетки. Рожала тоже естественным способом — сама. А я же барышня компактная, роды первые, так еще и Федя — больше четырех килограммов! Сложно прошло, в общем. Закричал ребенок не сразу. Поддерживать маленького нужно было витаминами, легкими успокаивающими. А у нас в доме даже аскорбинка под запретом! Дошло до того, что детский невропатолог во время очередного приема не выдержала: «Да покажите мне уже этого папашу!»
Но я продолжала слушаться мужа — он же такой просвещенный! Стали растить сына по системе Никитиных. Сторожик тщательно ее изучил. Ярко запомнился один момент: малыш трех месяцев от роду никак не должен писать в пеленки. Требовалось брать его на руки, ставить тазик и приучать. Наш первенец оказался уникумом — в таз мы попадали с меткостью снайпера! Муж страшно гордился Федиными успехами.
А наши отношения помаленьку начинали портиться. Мне все стало нельзя. Нельзя хотеть новую квартиру, дачу, надеть это платье, на фестиваль поехать — запрещено, прививки ребенку — ни за что, хлеба — чтобы дома и запаха не было! Радик устроил Веру учиться в автошколу, я тоже загорелась: всегда мечтала водить автомобиль. Естественно, понимания у мужа не встретила — его жена не будет сдавать на права никогда! Категорически запрещено! И я втихаря, оставляя маленького Федю у знакомых, бежала на два часа в автошколу. Права получила, но муж об этом так и не узнал.
И даже когда Валера давал на что-то согласие, по итогу оно все равно превращалось в запрет. Зовут на творческую встречу, советуюсь: «Ехать?» Вроде не против. Потом звоню и слышу: «Вот ты уехала! Не надо было». Как Вера все время оправдывалась по телефону перед Родионом, так и я теперь перед Валерой. Складывалось ощущение, что изводить меня — для Сторожика удовольствие отдельное. Знаете, как дятел в одну точку долбит и долбит. «Зачем тебе английский? — спрашивает. — Только время тратишь!» А если хочу? Я что, одна пошла на эти курсы? Там много наших было — Эмиль Лотяну, Леночка Сафонова, Вера Глаголева, которая привела меня за компанию. Может, курсы стали некоей подменой? Съемок не было совсем, а реализовываться надо.