Ксения Хаирова. О Валентине Талызиной. «Наша династия»
В конце июня не стало Валентины Талызиной, актрисы поистине уникальной. Она могла сняться в маленькой роли, эпизоде и остаться в памяти — как говорится, «украсть фильм». Красивая женщина, она не боялась быть смешной, она дала свой голос Наде из «Иронии судьбы...» (что припоминала Брыльской) и феерично отметилась ролью ее подруги. Неподражаемая Алевтина в «Зигзаге удачи», учительница в «Большой перемене», секретарша в «Стариках-разбойниках» — все это неповторимо. Талызину не просто будут помнить, ее продолжат любить. Мы публикуем интервью с дочерью Валентины Илларионовны — актрисой Ксенией Хаировой, которое она несколько лет назад давала журналу.
Анастасия Трифоновна Талызина, мамина мама, достойна отдельной главы. Она была председателем поселкового совета в Омской области. Донская казачка, оказавшись в Сибири, сама рубила телят, командовала мужиками. Она была строгая, но справедливая. Как мама сказала о ней в одной передаче: «Моя мама была из тех женщин, которые выстояли в тылу во время войны». Баба Тася была единственным человеком в мире, перед которым она «приседала». В театре так и говорили: «Талызина боится только свою маму». У бабушки был, как говорится, глазалмаз, она всех насквозь видела, зорко следила, чтобы никто не обидел ее Валю.
Как только я родилась, баба Тася переехала в Москву из своей сибирской деревни. Почти сразу же, едва появившись на свет, я заболела воспалением легких. Мама позвонила бабушке, та все бросила и тут же примчалась помогать дочке-артистке с маленьким ребенком.
Я росла в творческой семье: мама — актриса, отец — художник. Когда родители встретились, папа был еще студентом. Пришел на какой-то показ в ГИТИС, где его познакомили с мамой. Она была года на четыре старше. Они поженились. Это потом папа стал заслуженным художником России. Леонид Непомнящий — плакатист, был очень востребованным в советские времена. А мама стала известной актрисой, много снималась в кино, играла в Театре Моссовета.
Лет десять у родителей не было детей. Все никак не получалось. Как-то папа предложил:
— Валь, ну если у нас не будет ребенка, может, собачку заведем?
Мама испугалась:
— Еще чего не хватало! — и начала вплотную заниматься здоровьем, лечиться, ходить по врачам.
Когда она забеременела, УЗИ не было и в помине, и прогнозы по полу ребенка делали врачи. Доктор приложил стетоскоп к ее животу и уверенно сказал: «Мамочка, у вас будет сын. Хорошее твердое мужское дыхание!» А как только она родила, акушерка объявила: «Девочка!» Мама даже не сразу поняла, думала вначале, что не ей говорят. «Ой, хорошенькая какая!» — показали ей меня. Она не расстроилась, потому что тяжело рожала и ей было все равно, девочка или мальчик. Когда меня принесли домой, папа развернул одеяльце и сказал: «На обезьянку похожа!» Мама очень обиделась.
Полтора месяца я лежала в кроватке безымянной. Родители никак не могли выбрать мне имя, прийти к консенсусу. Ругались по этому поводу беспрерывно. Как только не хотели меня, бедную, назвать.
— А давай Машей, Олей.
— А может, Катей, Наташей?
Ни одно имя не подходило. Так и звали меня просто Девочка. Но однажды мне повезло. К ним в гости пришел артист Театра армии Федор Чеханков.
Они очень дружили с мамой.
— Как дочку-то назвали?
— Да вот никак не можем имя подобрать...
— Слушайте, есть, например, хорошее имя — Ксения. Ксюша...
Мама поворачивается к папе:
— Лень, ты как?
— Да я согласен.
Так мне досталось красивое редкое имя.
А похожа я была, как говорят родители, на папину маму. Баба Фаня была красавицей с темными глазами и роскошными волосами. Все в семье с серо-голубыми глазами, а я одна с карими. И волосами Бог не обидел — у меня в детстве была коса по пояс.
В свое время Фаина Васильевна пела в хоре Большого театра. За ней, рассказывали, ухаживали такие величины! Артисты, музыканты. Помню имя драматурга Алексея Арбузова. В Большом театре бабушка встретила свою любовь. Михаил Натанович Непомнящий был нищим евреем из Одессы, но тем не менее талантливым музыкантом — первой скрипкой Большого театра. Они поженились, и родились двое сыновей. Один из них — мой папа. Баба Фаня, когда я подросла, учила меня играть на пианино...
Смешно, но через годы я повторила мамину историю. И это при развитой медицине, которая шагнула вперед! Когда я забеременела, врачи тоже прогнозировали, что у меня будет мальчик. И я называла свой живот Степой. А получилась девочка. И Степа был переименован в Настю...
Когда мне исполнился год и два месяца, родители отдали меня бабушке. Мы жили с бабой Тасей душа в душу. А обитали с ней в коммуналке на улице Строителей. В фильме «Ирония судьбы. . .», который впоследствии стал маминой визитной карточкой, все события крутились вокруг этой улицы. Такая вот ирония судьбы...
Эту комнату маме выделил Театр Моссовета, в котором она служила. А жила она с папой на Малой Грузинской, у его родни. Мама потом от театра встала в очередь на кооперативную квартиру.
Детство свое я помню отрывками. Вот мы с бабушкой едем в Сибирь. Почти каждое лето проводили в ее деревне Изюмовка. Там такой колорит! Леса, луга, лошади, коровы, баня русская, речка. Помню, как я, пятилетняя, подружилась с теленком. И всерьез думала, что он меня понимает. Я нашептывала ему в ухо все свои секретики. Однажды пастух погнал стадо коров на котлован. И я подговорила теленка: «Давай мы будем идти сзади». Он послушно шел рядом. Стадо ушло вперед, а мы с теленком — за ним. Пастух не обратил на нас внимания. А бабушка меня потеряла и бросилась на поиски. Когда мы вернулись с теленком в деревню, она, нарвав прутьев, так отстегала меня, что я запомнила ее «науку» на всю жизнь.
А вот мне вырывают молочный зуб. Я, естественно, не подозревала о коварстве взрослых. Меня посадили на качели, к зубику, который шатался, привязали нитку. Раз — и готово!
Однажды в Изюмовку ненадолго приехала мама. Это было целое событие. До сих пор помню ее платье, белое с крупными листочками, в которое я уткнулась лицом.
Мама работала как вол. Она была главой семьи, нашего девичьего царства. Тащила на себе весь дом. Привозила отовсюду в промышленных масштабах дефицитные продукты, книги, вещи. Мое воспитание целиком легло на бабушкины плечи. Всю материнскую любовь она направила на меня. Мама это знала. Наверное, ревновала меня. Обижалась, что мы с бабушкой — одна стая, которая, объединившись, порой выступает против нее. Но что делать? Надо было опять куда-то ехать на съемки.
Бабушка меня любила самозабвенно. В детский садик не водила, целиком и полностью посвятила себя мне. Когда я пришла в институт, получила прозвище «пластилиновый медвежонок», потому что была совершенно домашним ребенком...
Мама бывала дома наездами. И я сразу же ощущала ее присутствие. Она начинала меня воспитывать, строить, заставлять. Я попадала под раздачу за лень. Она много чего мне говорила. Удовлетворенная процессом воспитания, уходила по своим делам, а когда возвращалась, предлагала мириться. Бабушка в шутку называла дочку Салтычихой.
То, что мамы часто не было рядом, я не могла принять в силу своего маленького возраста. Потом, уже повзрослев, поняла, что она для меня сделала. Мама так много работала, чтобы у меня было все: престижная школа на Патриарших, музыкальная школа при консерватории, дорогие частные педагоги по английскому. Я ходила в прекрасной одежде, жила в центре Москвы. За все надо было платить.
Мама любит рассказывать истории о наших «взаимоотношениях», начиная с раннего детства.
Когда мне было три года, она забежала к нам с бабушкой за какимито вещами, торопливо что-то кидала в сумку, ее внизу ждала машина. Я вертелась рядом. Она была уже у двери, когда я отчаянно крикнула ей в спину:
— Мама, ты рада, что у тебя есть детка?!
Она подбежала, расцеловав меня, сказала:
— Рада, конечно, но мне надо бежать.
Второй случай. Мне пять лет. Мы переехали в новую квартиру на Большой Никитской, где стали жить втроем. Родители уже развелись. Баба Тася пошла на разведку — посмотреть, какие есть магазины вблизи дома. Час ее нет, второй, третий... Мама уже на стенку лезет:
— Господи, да куда же она делась?
Я серьезно отвечаю:
— В крематорию.
— Куда?! Не говори слов, значения которых не понимаешь...
— Почему не понимаю? Там жгут бабок, внучки которых не слушаются.
Когда бабушка вернулась, мама обиженно ей попеняла:
— Мама, ну что ты ребенку рассказываешь?
— Честное слово, ничего такого я ей не говорила.
Третий пример. Мне девять лет. Бабушка по каким-то делам уехала в Сибирь. Мама сразу же взялась за меня. С утра пораньше началось «трудовое воспитание»: «Так, быстро встаем, умываемся, расчесываемся! Бери веник, убирай, уроки учи. Делай так, как я говорю!» И так каждый день. Возвращается бабушка. Я к ней кидаюсь и жалуюсь: «Баба, она на меня кричала и заставляла работать!» И снова у нас с бабушкой мир да любовь...
Как-то мама пришла домой с подружкой с каких-то съемок. Мне три года. «Ой, Ксюшенька, какая хорошенькая!» — умилялась она. Я стояла и смотрела на нее волком, видимо, тетя мне не понравилась. Слушаласлушала, потом повернулась к маме и строго сказала: «Спроси, как ее зовут!»
Родители развелись, когда мне было четыре. Кстати, у нас с мамой в чем-то похожие истории. Дедушка с бабушкой расстались, когда Вале исполнилось пять лет. Баба Тася называла мужа не иначе как «дурнородный Талызин». Он был красивым, видным мужчиной, вот женщины и западали. Дедушка, говорят, только официально шесть раз был женат.
Мама увиделась со своим отцом, когда уже училась в ГИТИСе. Ей исполнился 21 год. Однажды в общежитии ей сказали, что ее ждет папа. Она влетела в комнату и с размаху бросилась ему на шею. Все простила...
Хорошо помню этот день. Мы почему-то с папой в ванной комнате. Я стою, а он, сидя на ванне, натягивает носки и буднично говорит: «Я ухожу. Не плачь. Вырастешь и все поймешь». Я выросла и все поняла.
Так в жизни часто бывает. Папа полюбил другую женщину и ушел к ней. Мама, как-то рассказывая о своем первом впечатлении о Тане, сказала себе: «Валя, ты проиграла». И не потому, что та была красивее или лучше, просто Таня была художником, как и папа, а мама — из другого профсоюза. Я теперь прекрасно понимаю, что два талантливейших человека, помешанных на своей работе, оба лидеры, не могли долго существовать вместе.
Развод родителей никак не отразился на моей детской жизни. Я как жила с любимой бабушкой, так и продолжала жить. Вскоре мы переехали в трехкомнатную квартиру на Большой Никитской и стали жить втроем: я, бабушка и мама.