Елена Цыплакова. За все благодарю
И случилось чудо - появился Паша. Я шутила: "Первой моей молитвой на экране была "Святая Катерина, пошли мне дворянина" в фильме "Д'Артаньян и три мушкетера". Вот Бог его и послал: познакомились мы во дворе.
Этот путь начался еще в детстве. Благодаря бабулечке. Родных бабушек я не застала, они умерли молодыми. Растить нас с братом маме помогала замечательная женщина Екатерина Алексеевна Соколова, жившая в соседнем подъезде. Андрей был на семь лет старше и рано стал самостоятельным, а меня Екатерина Алексеевна пестовала как родную внучку. Я ее очень любила и называла бабулечкой.
С четырех лет она стала водить меня в церковь и читать Евангелие. Мое воображение поразили рассказы о жизни Христа и чудесах, которые он творил. Летом мы обычно ездили в деревню в Новгородской области, на мамину родину, и там я пыталась, как Иисус, «ходить по водам» местной речки. Злилась, что ничего не получается. Мама вытаскивала меня из воды за шкирку и устраивала нагоняй.
В нашем питерском дворе девчонок моего возраста не было, и я дружила с мальчишками. Бегала с «саблей», сделанной из палки. Однажды играли в казаки-разбойники. Я спряталась от «врагов» за сараем, сердечко испуганно колотилось, и внезапно в голове пронеслось: «Страх — чувство ложное». Навсегда запомнила это мгновение, хотя мне было всего пять лет. Удивилась — что за мысль такая? Откуда? Тут же пришло объяснение: «Когда возникает пугающая ситуация, ты не боишься, а действуешь. Страх относится к ожиданию». Так я впервые получила откровение — на доступном для ребенка уровне. Видимо, благодаря тому, что читала бабулечка, у меня потихоньку стали открываться истинные зрение и слух. Но до настоящего духовного рождения было еще далеко.
Екатерина Алексеевна была очень доброй, но строгой. Маме моей ставила условие, когда мы собирались в деревню: «Если Ленка возьмет портки, не поеду!» Считала, что женщине не пристало ходить в брюках.
Недавно была у нее на кладбище в Питере. Почему-то возникло чувство, что бабуля недовольна. Задалась вопросом: в чем дело? Вроде все хорошо. И поняла — в «портках» пришла ее навестить. Сказала: «Знаешь, сейчас другое время и на улице холодно. Уж не взыщи».
В семье у нас не молились, не ходили в церковь. Отец был убежденным коммунистом, но с трагическим восприятием жизни. Говорил: «Гениальная была идея, но ее стали воплощать люди. И все загубили». Правда, когда папе сделалось совсем худо, у него рядом с кроватью стояла икона.
Отца звали Октябрь Иванович, он родился в Ленинграде в 1925 году, тогда было модно называть детей революционными именами. По-моему, Октябрь — это красиво. Во всяком случае гораздо лучше, чем Прогресс или Трактор. На ноябрьские праздники в советское время улицы украшали лозунгами «Слава Октябрю!», и я в детстве говорила: «Смотри, пап, тебе слава!»
Он был истинным героем. Воевал в пулеметной части и в девятнадцать лет получил орден Красной Звезды, а в двадцать его комиссовали по ранению: были прострелены обе ноги и легкие. Через несколько лет папа заболел туберкулезом и мучился им до самой смерти. Дома стоял тазик с хлоркой, куда бросали чашки, ложки, тарелки, которыми он пользовался. Мама, фельдшер по образованию и необыкновенная чистюля, постоянно все кипятила, настирывала, наглаживала. И никто не заболел, хотя страшная инфекция буквально витала в воздухе: у папы была открытая форма туберкулеза. Доктора в профилактических целях пичкали нас специальными таблетками. У меня они впоследствии вызвали нарушение обмена веществ, что стало одной из причин резкого набора веса.
Несколько лет назад снималась в картине «Цель вижу», посвященной Великой Отечественной войне. Играла начальницу женской школы снайперов полковника Алдонину. Мне сшили форму, сделали муляж ордена Красной Звезды, но я обратилась к режиссеру Евгению Сокурову: «У меня есть отцовский. Давай с настоящим орденом снимусь. Будет поклон его поколению».
Самое удивительное, что за эту картину я получила призы на двух российских кинофестивалях — за лучшую женскую роль. Хотя она далеко не главная.
Отец был художником, занимался промышленной графикой: разрабатывал дизайн этикеток, упаковок. А для души писал картины маслом. Работал дома, мама ему помогала и постепенно сменила профессию, тоже стала графиком. У нас была не квартира, а настоящая мастерская. В ванной — фотолаборатория. Тогда не существовало компьютеров, все делалось от руки, и папа — один из последних художников, писавших тексты кисточкой. Позже придумал фотонабор и единственный из всех питерских промышленных графиков получил медаль «За доблестный труд».
Ходил он с палочкой. Редко выбирался в город и при малейшей возможности уезжал на Новгородчину, в мамину деревню. Когда человек теряет физические силы, это часто замещается духовной энергией, духовной жизнью. И папа был философом. Много читал и мыслил очень глубоко и нестандартно. В перерывах между работой обычно сидел на кухне, пил крепкий чай и философствовал на разные темы. Его «ушами» обычно была я. Разговоры о бытии, сознании и смысле жизни для меня привычны с детства.
Когда поступила в театральный и переехала из Питера в Москву, отец стал мне писать. Я сохранила эти письма и, случается, зачитываю отрывки на передачах и выступлениях. В них очень точно и емко говорится о самых разных вещах. Общение с отцом и его письма во многом сформировали мою личность.
Несмотря на болячки, он держался, не терял бодрости духа, шутил. Однажды я приехала в Питер и удивилась: глаза у него какие-то потухшие.
— Бать, ты чего?
— Устал.
Умер он через несколько месяцев, в пятьдесят восемь лет. Я уже старше отца...
В детстве чем только не занималась! Легкой атлетикой, плаванием, фигурным катанием. Ходила в художественную школу, шила, вязала. Из школьных предметов больше всего увлекалась математикой и не представляла, кем хочу быть. Об актерской стезе не мечтала.
У папы был коллега Николай Юдин — тоже график. Как-то он приехал к нам по делам вместе с женой — Динарой Асановой. Потом Коля и Динара стали часто приходить в гости. Первое время я не знала, что она кинорежиссер, окончила ВГИК.
Прошло около года. Однажды Динара сказала:
— Запускаюсь с фильмом о твоих ровесниках. Он называется «Не болит голова у дятла». Хочешь попробоваться на главную роль?
— Конечно хочу!
Пробы прошли успешно. Работать с Асановой было необыкновенно интересно. Она подталкивала к совместному творчеству, заставляла что-то придумывать, импровизировать, а не просто выполнять команды. Я и в монтажную к ней ходила. Позже снялась у Динары еще в двух картинах.
Жизнь у нее складывалась непросто. Фильмы Асановой со скрипом выпускали на экран — они были слишком необычными, новаторскими и по содержанию, и по форме. «Не болит голова у дятла» долго не пропускал ОТК. Замечательный оператор Дмитрий Долинин специальным образом засвечивал пленку, чтобы передать атмосферу детства — золотой поры жизни. Комиссия сочла это производственным браком.
За десять лет Асанова сняла девять фильмов (десятый остался незавершенным), будто предчувствовала свой ранний уход. У нее с детства был порок сердца — однажды оно не выдержало. Это случилось весной 1985-го в Мурманске, Динара снимала там «Незнакомку». Ей было всего сорок два...
Асанова не стремилась воспитать из школьников артистов и не настраивала нас на поступление в театральный вуз. Но я после успешного дебюта снялась еще в нескольких фильмах, и для меня это решение стало абсолютно естественным и закономерным. На съемках «Не болит голова у дятла» подружилась с Екатериной Васильевой, игравшей классную руководительницу. Мне запали в душу ее слова: «Если хочешь быть настоящей актрисой, нужно работать в театре. Кино только использует то, что нарабатывается на сцене. В театре есть возможность творить, каждый раз привносить в роль что-то новое». Потом несколько дней жила у Екатерины Сергеевны, когда поступала в театральный.
В принципе, можно было остаться в Ленинграде — там прекрасный театральный вуз, но я решила ехать в столицу, чтобы быть абсолютно самостоятельной. Начала зарабатывать на съемках в кино с четырнадцати лет и сразу почувствовала себя взрослой. Сказала родителям: «Теперь будете мне все покупать на мои деньги». Когда в 1976-м перебралась в столицу, мама и папа полгода помогали оплачивать съемную квартиру, потом я уже справлялась сама.
В Москве поначалу было непривычно. Хотя этот город мне подходил больше, чем Ленинград. Я очень активная, деятельная по натуре. Сейчас, приезжая в Питер, чувствую себя немного странно — там так тихо, спокойно. Жизнь течет неспешно. Я же привыкла к другому ритму. Правда, питерцы намного мягче, чем москвичи.
С экзаменами сначала не ладилось: провалилась в Щукинское и Школу-студию МХАТ. Подумывала вернуться в Ленинград, и тут кто-то из таких же незадачливых абитуриентов спросил:
— А в ГИТИСе была?
— В ГИТИСе? Где это?
Узнала, что за вуз и его адрес. В тот год набирали Олег Табаков и Владимир Андреев на два параллельных курса. Я хотела к Олегу Павловичу, но документы по воле случая оказались у Владимира Алексеевича. Он меня взял. Наверное, поступила так легко, потому что была абсолютно спокойна и расслаблена: не пройду — и не надо, вернусь домой.
На первом курсе меня чуть не отчислили: уехала на съемки «Ненависти» и не успела на «картошку». Помог Михаил Михайлович Козаков — наш педагог. Убедил руководство оставить провинившуюся студентку.
Сниматься, как в большинстве театральных вузов, у нас запрещалось, но я все равно это делала — тайком. Приносила справки, придумывала другие оправдания для пропуска занятий. Однажды ездила на пробы в Армению. Принимали очень радушно, показывали местные достопримечательности, в том числе знаменитый храм святой Рипсимэ. Он меня потряс своей простотой и величием. Храму почти полторы тысячи лет, внутри нет никакой роскоши, позолоты. Только каменные стены, чугунные люстры и огромная икона Богородицы.
Мне было восемнадцать. В молодости хочется заглянуть в будущее, узнать, как сложится профессиональная и личная жизнь. Я тоже об этом задумывалась. Подошла к иконе и вдруг явственно услышала: «Настоящая полноценная жизнь у тебя начнется не скоро, в тридцать шесть — тридцать семь лет». Так потом и произошло...