Боярские

«Один за всех! И все за одного!» Михаил Боярский — представитель одной из самых знаменитых актерских династий. Главный гасконец страны и всего постсоветского пространства считает, что ему невероятно повезло сыграть д'Артаньяна. При этом нет страданий о несыгранном Гамлете. Когда он идет по улице, сигналят машины и останавливаются люди. И все равно он уверен, что его отец и дяди были гораздо более серьезными артистами, чем он сам, а ему просто улыбнулась удача.
Михаил Боярский: «Если бы не революция, возможно, актерской династии Боярских не было бы»
— Михаил Сергеевич, мы сидим в вашем доме на Мойке, а мимо проплывают водные трамвайчики с туристами, и буквально каждую минуту им сообщают, что здесь живет Михаил Боярский. Какие у вас ощущения?
— Я привык. Считаю, что квартира на Мойке — это родовое гнездо Боярских. В нашей семье такое было, но революция и войны стерли его с лица земли, и я решил построить все заново. Мне кажется, получилось.
Но вообще, если говорить о предках, здесь далеко не одна фамилия. Еще есть Сегенюки, Бояновские, Лущики, Лазаревские и Костюшко. С ними связано много легенд. По одной из них, знаменитый мятежный генерал Тадеуш Костюшко — наш прямой родственник.
— А откуда идут истоки вашей актерской династии? Как она появилась?
— Если бы не революция, возможно, актерской династии Боярских не было бы, а была династия священников. Но история страны изменила историю нашей семьи. Дед, Александр Иванович Боярский, был архиепископом, а затем и митрополитом Ивановским и Кинешемским. Отец с детства помогал ему — у него имелись маленькое кадило и маленькая ряса. Уверен, если бы не исторические потрясения, в духовную семинарию сначала пошел бы он, а потом я...
Прихожане обожали яркого, доброго и красноречивого деда. Он любил широкие жесты и, когда ехал на поезде из Петрограда в Москву, на станциях бросал из окна приготовленных для деревенских мальчишек оловянных солдатиков, печенье и пирожные, которые были сложены в специальные коробки. У деда с бабушкой Катей были свой хороший дом, прислуга. У них всегда толпились какие-то неизвестные пришлые люди — бездомные, странники, нищие, для которых была специально отведена комната для отдыха. То, что после таких визитов пропадало фамильное серебро, деда и бабушку не сильно огорчало.
Дед был человеком просвещенным, много читал, обожал театр, особенно оперу. А еще любил кататься на каруселях с детьми. Этот высокий крупный мужчина с развевающейся бородой и в рясе гонял по кругу на деревянной лошадке и при этом раскатисто хохотал.
Александр Иванович был обновленцем, принявшим революцию. Сначала служил в Казанском соборе Петрограда, потом в Колпино, в приходе при Обуховском заводе. Проповеди у него были очень сильными. Однажды в День святого Николая кто-то украл у прихожанина хлебные карточки. А это означало голод или даже смерть для целой семьи. И дед говорил с прихожанами так пронзительно, что вор добровольно положил карточки перед иконой святого Николая.
Арестовывали Александра Ивановича не единожды. Первый раз в 1921 году, второй — в 1925-м. Известна вот какая история. Как-то его повезли на машине в участок. Конвоиры над ним смеялись: «Проси своего Бога, чтобы помог!» Дед молился, и вскоре машина заглохла. Конвоировать пешком арестанта не могли... Тогда его отпустили. В последний раз его арестовали в 1937 году. Мы видели документы, и самое ужасное в них, что на деда донесли свои же — священники... Его расстреляли в Суздале 9 сентября 1937 года по решению «тройки». Семье не сообщили. Екатерина Николаевна ждала мужа до своей смерти. Накрывая на стол, всегда ставила для него прибор.

— Расскажите, пожалуйста, о фамилии Боярские.
— Это девичья фамилия матери Александра Ивановича, Феликсы Венедиктовны. Александр Иванович по отцу был Сегенюк, но в 1916 году получил высочайшее разрешение Священного Синода и Николая II поменять фамилию на более благозвучную.
Если копать, как говорится, глубоко, предки Боярских пришли в Россию и на Украину из Польши при царе Алексее Михайловиче с берегов реки Буг. А в Речь Посполитую они переселились с земель, где располагается современная Хорватия. Первый известный предок тех Боярских — капитан польских войск шляхтич Михаил, который в 1658 году за военные заслуги был возведен польским королем Яном Казимиром в дворянское звание.
— Вы так же много знаете о предках вашей бабушки Екатерины Николаевны?
— Чуть меньше, но тоже довольно много. Ее отец, мой прадед Николай Игнатьевич Бояновский, руководил Государственным банком Российской империи. Был очень замкнутым и строгим. Иногда взрывался, и случалось это совершенно неожиданно для близких. Если чай казался ему недостаточно горячим, мог швырнуть стакан в стену. При этом, как рассказывал папа, у него всегда в жилетке лежала мелочь для раздачи всем, кого он встречал: уборщикам, гардеробщикам, работникам банка. Все они его обожали. Прадед был человеком принципов, глубоко порядочным и настоящим патриотом. Когда после революции белые предложили ему самолет, чтобы перевезти семью и ценности банка на Запад, тот отказался — не предал банк. После революции продолжил служить на том же месте, потому что найти специалиста такого уровня оказалось невозможно. Новая власть его не посмела тронуть. Он был незаменимым профессионалом.
Именно его дочь Екатерина Николаевна фактически и стала родоначальницей актерской династии. Она с успехом играла Антигону на сцене учебного театра в Смольном институте благородных девиц. До революции мечтала стать актрисой. Не пропускала ни одной постановки в Александринском театре, была знакома с Мейерхольдом, рвалась на профессиональную сцену, и уверен, у нее бы все получилось, если бы не запрет отца — Николая Игнатьевича Бояновского. Тогда бабушка подчинилась. Но ослушалась, когда отец запретил ей выходить замуж по любви за небогатого священника с неопределенным будущим — Александра Ивановича Сегенюка (Боярского). Екатерина Николаевна родила ему пятерых сыновей. Старший умер в младенчестве. Младшего, Николая, она буквально отмолила. На него во время войны пришла похоронка, но бабушка не поверила, сообщила всем: «Мой сын жив!» — и пошла в церковь молиться. И дядя Коля вернулся. Произошло чудо. Его вели на расстрел с колонной пленных, а по краям дороги стояли деревенские, и одна женщина выхватила дядю, совсем мальчишку, из толпы, а потом спрятала в подвале... Молитва матери творит чудеса!

Именно Екатерина Николаевна была стержнем семьи. После Великой Отечественной войны преподавала французский, немецкий и английский в семинарии Александро-Невской лавры. Среди ее учеников был митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир. Даже есть черно-белая фотография, где они разговаривают: он еще молодой и черноволосый, бабушка элегантная и седая. Когда я с ним познакомился, владыка Владимир уже принял высокий сан, был седым и стареньким. Он обратился ко мне на французском, а я, к своему стыду, не смог поддержать беседу. Владыка был разочарован и сказал, что бабушка ругала его за невыученные уроки.
Екатерина Николаевна производила впечатление человека не из нашего мира. От нее всегда пахло изысканными духами. Мне и моим двоюродным братьям она читала изданную на французском Библию и сразу переводила на русский. Основные молитвы мы знали наизусть, ходили причащаться по выходным. Вся огромная семья отмечала Новый год и престольные праздники, Рождество, Пасху.

У бабушки был всегда вкусный чай с вареньем, просвирки, конфетки. А еще много всяких интересных вещей — чернильницы, статуэтки, старинные фолианты с картинами невероятной красоты, образа на стенах, в том числе и двухметровая икона Иисуса Христа, изображенного в полный рост. После смерти бабушки все это, а еще кольца и брошки, или пропало, или было продано. Я запомнил день ее смерти — остался без присмотра взрослых и съел целую банку варенья, которая стояла на подоконнике. Отпевали бабушку в Александро-Невской лавре. Мы, внуки, не понимая трагичности момента, балуясь, задували друг другу свечи. Мне было шесть или семь лет...
Для семьи ее уход стал трагедией. Мой отец и дядя Коля узнали о смерти мамы практически на сцене, они оба в этот вечер играли в Театре Комиссаржевской комедию «Дон Хиль — Зеленые Штаны»...

— Удивительно, несмотря на то что Екатерина Николаевна не стала актрисой, она заразила любовью к театру своих детей!