Андрей Миронов: неизвестная переписка
«Об Андрее Миронове с годами становится писать все труднее: кажется, все изучено. Но это не так... В архивах музея имени Бахрушина мне удалось найти письма юного Андрея к матери актрисе Марии Мироновой. В них только начинающий свой путь актер делится с мамой своими переживаниями насчет съемок и сомнениями по поводу сильных чувств, возникших к Наталье Фатеевой. Уникальный архив, а также воспоминания одноклассника Андрея, возможно, помогут найти разгадку, почему из Миронова получился гений», - рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
«Нас с Андреем посадили за одну парту, и поэтому мы сразу обратили друг на друга внимание, — рассказывает школьный друг Андрея Лев Маковский. — Оба в семь лет весили по 40 килограммов, пухленькие, раскормленные нашими любящими мамами. При этом мы любили лакомиться мороженым из ГУМа — в вафельных стаканчиках, по 50 копеек. И когда Андрей, уже став артистом, вдруг подтянулся, постройнел, товарищи очень удивлялись.
Мы, одноклассники, не представляли себе, что рядом с нами — гений. Тот, которому суждено было стать самым популярным артистом в СССР, в школе был почти обычным мальчиком. Ну разве что немного более ярким. Андрей не был ни старостой класса, ни председателем совета отряда, ни даже лидером. Но он был душой класса! Если мы играли в футбол, он неизменно становился в ворота. Возможно потому, что вратарю как раз и положено принимать эффектные позы, как это любил делать Андрей. Еще у него постоянно возникали какие-то идеи, которыми Миронов умел заразить всех нас. Вслед за ним мы освоили вошедшее в моду регби. Потом Андрей загорелся: «Давайте выпускать стенгазету!» И мы стали клеить, вырезать, сочинять статьи... Потом он выдал идею школьного оркестра, и нам пришлось осваивать музыкальные инструменты. А где их взять? Решили сброситься, купили барабан... Остальные инструменты, как заявил Андрей, мы должны сделать сами. Из чего только не делали — из расчесок, из папиросной бумаги. Репетировали у Миронова дома, и он, конечно, был ударником. Воображал, жестикулировал, вертелся на стуле... Впрочем, он разбирался в музыке лучше всех нас — у него же дома было много иностранных пластинок. Бывало, Андрей ставил нам Армстронга. Предварительно предупредив всех, что Армстронг запрещен и не надо говорить об этом никому. И лилась диковинная джазовая музыка, от которой мы погружались в другой мир. Ну как можно было с Мироновым соскучиться?
Мы уже привыкли к тому, что Андрей и Галя — пара и у них «все серьезно»
Самое удивительное в Андрее тех лет было то, что он не терялся среди взрослых. Он был воспитан так, что мог спокойно говорить с людьми любого возраста. Потому что уже в начальных классах имел представление о театре, музыке, литературе, а в своем доме общался с самыми изысканными людьми. Помню, я пригласил его на день рождения в первом классе, нам налили в бокалы морс. И вдруг Андрей встает и говорит тост: «Поднимаю этот бокал за прекрасных дам!» Имея в виду взрослых женщин, собравшихся за столом.
Школа № 170, где мы с Андреем учились, до седьмого класса была мужской, так как обучение во всей стране еще шло раздельное. За эти годы создался наш общий мальчишеский мир со своими правилами чести, устоями и привычками. И вот в седьмом классе к нам присоединились девчонки из соседней расформированной школы. Это было событие! К тому времени из класса как раз поуходила вся шпана — они предпочитали поступать в ПТУ. Оставшиеся же стали менять свое поведение прямо на глазах. Мы подтянулись, перестали употреблять грубоватые словечки, начали более старательно одеваться, хотя возможностей было мало. Мальчики в основном ходили в кителях или гимнастерках, девочки — в коричневых платьях и черных передниках. Андрей первым задал тон. Он обращался к девочкам на «вы», останавливался у двери в класс, пропуская их вперед, а первой красавице школы Галине Булавиновой помогал нести портфель. Это производило впечатление.
А как он остроумно и легко мог пошутить! Несомненно, Андрей мог рассчитывать на внимание Гали, хотя она была очень красивой, очень гордой... Иссиня-черные волосы, белая кожа, стройная фигура — яркая, восточная красота. И одевалась Галина хорошо: помню, для походов в театр она имела отдельный костюм. Большая редкость по тем временам! Даже к школьному платью Галя могла повязать изящный шарфик — и оно уже смотрелось совсем иначе. Она была из интеллигентной семьи, мама — балерина, отчим — известный драматург Владимир Дыховичный. Он иногда писал номера для Мироновой и Менакера. Так же, как и у Андрея, у Галиных родителей была дача в Красной Пахре. Словом, семьи дружили. Но до некоторых пор Андрей с Галей были просто добрыми приятелями и соседями. А оказавшись в одной школе, по-настоящему друг друга разглядели. Писали друг другу записки, иногда вместе ходили в кино...
Мы уже привыкли к тому, что Андрей и Галя — пара и у них «все серьезно». Даже говорили о том, что они поженятся. В те годы ранние браки были не редкостью, потому что близость до свадьбы — этого почти не бывало, на такое ни одна девушка не решилась бы! Только прогулки, поцелуи, робкие ухаживания... А Андрей уже тогда был увлекающимся, пылким. Родители с обеих сторон эту дружбу одобряли, и для свадьбы препятствий не было. Но проблема оказалась в характере Андрея. Во-первых, он уже тогда демонстрировал, что актерская профессия для него на первом месте. Не каждый ученик ушел бы с выпускного вечера, чтобы готовиться к экзамену в театральный. А он ушел сразу после торжественной части. И Галя осталась одна, без кавалера... Но одноклассницы рассказывали, что разошлись они не сразу, а уже когда Андрей был на первом курсе, потому что он приударил за своей однокурсницей в Щукинском училище. У Гали был решительный, строгий характер, она таких вещей не понимала. Потом Андрей пытался помириться. Но она не простила. А через год Галя вышла замуж за другого и потом с тем мужем прожила всю жизнь. Работала на «Мосфильме», у нее родилась дочка. Когда появился внук, назвали Андреем...
Миронова и Менакер могли привезти из-за границы сыну все! Но не привозили...
Теперь на стене дома в Рахмановском переулке, где жили Миронова с Менакером и их сын Андрей, — мемориальная доска. Помню, как я мальчишкой бывал в этой квартире. Чудный, незнакомый нам мир! Рояль, предметы искусства, красивая мебель, коллекция посуды Марии Владимировны... Помню огромные альбомы с семейными портретами — истории своих бабушек и дедушек Андрей знал наизусть. Для советского времени это было редкостью. А какая огромная у него была библиотека! Потихоньку Андрей показывал нам книги Ахматовой, Гумилева, Пастернака... Мы ничего не слышали о них вообще: в школьной программе не было, книг не продавали — откуда нам было знать? А у Миронова имелось все! Правда, эти книги Андрей нам навынос никогда не давал — могло влететь. Зато как-то раз он подарил мне Маяковского с дарственной надписью: «Леве Маковскому дарю Маяковского»...
К Андрею домой мы, его одноклассники, ходили почти каждый день. Ведь Мария Владимировна с Александром Семеновичем чаще всего были на гастролях, а с Андреем дома оставалась его няня Катя, к которой мы все быстро привыкли. В двухкомнатной квартире Андрея мы могли чувствовать себя свободно. Семья Андрея жила в достатке. Миронова и Менакер хорошо зарабатывали и, вероятно, могли купить сыну все, привезти из-за границы... Но не привозили! Одевался Андрей точно так же, как и остальные мальчики. Вещей имел немного. И карманных денег — в обрез. При этом Андрей постоянно на что-то копил и то и дело урезал расходы на завтрак в школьной столовой. Как я потом понял, родители просто боялись испортить его карманными деньгами. Хотя были совсем нежадными людьми.
Помню такой случай. Как-то один наш одноклассник забежал к Андрею домой, да не застал. Ему открыл Менакер. Одноклассник говорит:
— Очень нужно позвонить!
— Пятнадцать копеек! — отчеканил папа Андрея.
Мальчик опешил — это же большие деньги для школьника, у нас пирожки в столовой давали даром, а на 15 копеек можно было в кино сходить... «Ну, — он подумал, — дядя шутит», — и начал звонить. Менакер же нажал на рычаг:
— Пятнадцать копеек!
Мальчик покраснел, отдал последние деньги, позвонил и вышел обиженным. А потом в кармане нашел у себя рубль, подброшенный отцом Андрея, и понял, что его разыграли. Это, конечно, было удивительно: мы-то привыкли, что взрослые — люди серьезные. Кстати, Андрей тоже обожал придумывать шутки. Позвонить кому-нибудь, разыграть — это у него было в порядке вещей!
С одной стороны, он был приучен к дисциплине. С другой — внутренне оставался свободен. Миронов доверял родителям все, а это знак, что они имели к нему подход. Я заметил, что Мария Владимировна уже с первого класса знала нас всех по именам, из каких мы семей, была в курсе всех наших школьных событий. Мы знали, что мама Андрея любит порядок и чистоту, и в ее присутствии старались быть аккуратными. При этом родители Андрюши отличались хлебосольством. Вот сколько Андрей приведет одноклассников — столько Мария Владимировна и накормит... Иногда Менакер и Миронова приходили в школу на наши классные вечера, что всегда производило настоящий фурор. Артисты такого уровня запросто сидели на стульчиках в нашем актовом зале! Мария Владимировна и Александр Семенович пользовались у нас большим авторитетом. Когда у Андрея не хватало аргументов в споре, он срезал нас так: «А мама (или папа) говорит, что это так!» И мы соглашались: ну, раз такие люди сказали — значит, это и правда так...
Но маменькиным сынком Андрей не был! Помню наши мальчишеские «сходки» во дворе, когда кто-то с кем-то выяснял отношения. Все дрались, и Андрей дрался! Хотя по большому счету он мог высмеять куда больнее, чем избить. Язык у Миронова был острый, и вскользь пущенное им замечание потом подхватывали все. Казалось бы, до крайности самоуверенный мальчишка, но я-то знал, что Андрей часто стеснялся. Были у него и комплексы, что, может, он не такой ловкий, не такой сильный... Но Андрей компенсировал свои сомнения нарочитым бравированием: «А вот я научусь и буду лучшим!»