Александр Мизёв. Пробовать жизнь на вкус
В долгожданном 16-серийном киноромане Андрея Кончаловского «Хроники русской революции», который скоро увидят зрители телеканала «Россия» и онлайн-кинотеатра START, он сыграл одного из главных персонажей — загадочного Лютера, который как хамелеон меняет обличья и постоянно куда-то бежит. Александр и сам такой — изменчивый и стремительный. Сегодня это один из самых интересных и востребованных артистов. «Убить Риту», «Натали и Александр», «Сансара», «Чужие деньги», «Блеск», «Страсти по Матвею» и многие другие успешные проекты — часть его творческой биографии. Личность многогранная, актерство лишь одна из областей его реализации. Он, например, парикмахер: сам стрижет и владеет барбершопом. А когда-то вполне успешно занимался столярным делом, торговал акциями на бирже, а еще был дворником, звонарем, официантом и даже в качестве модели выходил на подиумы в одних показах с Ириной Шейк и Наоми Кэмпбелл.
— Александр, сколько раз вы меняли свою жизнь?
— Кардинально дважды. Первое решение связано с тем, что я ушел из экономического института, куда поступил по настойчивой просьбе моих родителей. Они были умными людьми и решили, что мне это пригодится. Я октябрьский, пошел в школу в 5 лет, окончил в 15, мне было совершенно не до того, чтобы выбирать какой-то свой жизненный путь: когда они сказали «Пойди в институт, потом определишься», я согласился, принес результаты ЕГЭ и поступил на платное отделение. Но в какой-то момент меня стало многое смущать. И в первую очередь то, что я занимаюсь тем, что мне не совсем интересно — родители еще и деньги за это платят. И то, что я с 4-го курса ушел, было первым моим важным поворотом.
Я решил стать актером и поступил в ГИТИС, думая, что меня на входе ждет Брэд Питт с «Оскаром» в одной руке и пачкой денег в другой. Мне было 20 лет, и я хотел славы, денег, успеха, внимания девчонок — всего того, чего чаще всего хочет молодой человек в таком возрасте. Естественно, не все было так просто, что очень разочаровало меня на тот момент. В театральном я проучился недолго — ушел с середины второго курса. Улетел в Европу заниматься модельным бизнесом, предложения у меня уже были. Родители хватались за сердце второй раз и умоляли: «Окончи хоть что-нибудь!» А я улетел за лучшей жизнью.
— Как вы вообще попали в модельный бизнес?
— Случайно. Мне было восемнадцать, в торговом центре ко мне подошла женщина, которая оказалась агентом, дала визитку, меня стали приглашать на показы. Потом я получил приглашение поработать в Европе.
— Вы работали с крупнейшими брендами, но жизнь была бродячая — большую часть времени просто с рюкзаком мотались по миру.
— Да, в рюкзаке был минимум — белье, майки, ботинки и какие-то мелочи. И я не был привязан ни к чему. Самое странное, рискованное и одновременно продуктивное время в моей жизни.
Одна из первых стран, в которой я оказался с этим рюкзаком, была Франция. В Париже я первый раз пробыл около месяца, бегал по улицам, по кастингам, по модельным агентствам. Я быстро понял: людям нравится, как я выгляжу, и есть возможность, не сильно напрягаясь, получать за это деньги. Что ж, отлично. К тому же это давало возможность путешествовать по разным странам в классной компании.
— Что это была за компания, кто вас окружал?
— Это были прежде всего самые красивые люди мира, которые слетаются на Недели моды. Мне повезло общаться не только с внешне красивыми, но и самыми интересными людьми, которые совмещали в себе какие-то удивительные внутренние качества. С одними ребятами, например, я слушал лекции по современному искусству в Университете Гумбольдта в Берлине. Можно было свободно какими-то окольными путями пройти в аудиторию и послушать ученого с мировым именем. Это оказалось очень интересно — проходить по каким-нибудь барам всю ночь, сбив носы на новых, только что купленных на последние деньги ботинках, а утром с тяжелой головой пойти на лекцию по современному искусству. В этом, конечно, есть поэзия.
— Вы ищете поэзию в жизни?
— Да, я романтик. Стихи не очень люблю, но люблю поэзию в жизни... То, что без копейки сорвался в Европу, — вполне поэтический поступок. До этого момента, к слову, я был под крылом у родителей, и мне нужно было взбунтоваться, чтобы стать самостоятельным. Когда мне предложили эту поездку в Париж, у меня совсем не было денег, просто ноль. И очень хотелось пойти простым проторенным путем — занять у родителей. Мне очень стыдно за это сейчас, но тогда это был долг, который ты, будучи подростком, никогда не отдаешь, особенно учитывая тот факт, что мы жили очень просто. Но я буквально стукнул кулаком по столу и сказал: «Нет, я улечу сам и там разберусь». Помню, как в аэропорту зашел в одно из кафе в состоянии, когда меня мутило и голова шла крутом от голода, и в кипятке растворял бесплатный сахар с лимоном, чтобы как-то соображать. И на этом кипятке так и долетел до аэропорта Шарль де Голль, где агентство выдало мне первые сто евро после подписания контракта — я тут же выпил чашку кофе, буквально проглотил багет, подумав: «Какой же я классный, ну просто герой!» Это был один из первых моих небольших актов самостоятельности, которым я очень горжусь.
— Интересно, в каких файлах у вас хранятся воспоминания?
— Я очень ярко помню запахи, например. Недавно пересмотрел одно интервью, где собеседники говорили о запахе парижского метро, и вспомнил, что там действительно пахнет уникально — какой-то смесью сыра, сероводорода и приятной деревенской затхлости... А еще у меня в голове остаются картинки, как фото. Сейчас я вспомнил, как жил на Сен-Дени, на севере Парижа. Арабы там торговали сигаретами. У метро стоял человек с бородой, у него картонка, на которую выложены пачки с надписями. Не знаю, почему вдруг это в памяти всплыло...
Или вот еще: помню, однажды после одной гулянки я проснулся под столом — думал, такое только в комедиях бывает. Париж, утро, мансарда, а рядом на полу — девять человек из самых разных стран и континентов — красивые ребята и девчата, которые классно вчера покутили после очередного показа. Высовываю голову из-под стола, смотрю в окно, а там — Лувр. Прямо в упор, совсем рядом. А буквально за неделю до этого я у себя дома, в Люберецком районе Подмосковья, пивные банки алюминиевые по улицам пинал, условно. И тут жизнь продемонстрировала такой контраст.
— Вы ведь родились не в Подмосковье, а в городе Губкине Белгородской области?
— Да, родители, когда мне было восемь лет, переехали в Подмосковье. Меня никто ни о чем на тот момент не спрашивал — перевезли с собой, можно сказать, как чемодан. Я не жалуюсь, но первое время мне было сложно. Вообще, я думаю, детям сложно бывает резко менять привычные места обитания, и если говорить о детских воспоминаниях, то первое время меня точно окружали серые краски.
— Это на вас повлияло?
— И да и нет. Как говорится, бытие определяет сознание. Петербургский школьник, который видит улицу Зодчего Росси, атлантов и красивую набережную, не может этого не впитывать, это влияет на его жизнь и на последующий выбор. Я же, когда рос, не видел такой красоты, таких правильных форм и такой геометрии. У меня бытие было не настолько изящно, но тем не менее все равно существовала какая-то внутренняя тяга к чему-то прекрасному, к правильным формам, к красоте, изящному искусству.
— Что дали вам те два года, когда вы работали моделью в Европе?
— Я, например, стал спокойно воспринимать отказы, они меня совершенно не пугают сегодня, когда хожу по кастингам и по каким-то причинам не подхожу как актер в тот или иной проект. Модельный бизнес таков, что парни и девушки получают огромное количество отказов ежедневно, значительно больше, чем артисты. Мне столько раз говорили, что я не устраиваю, за то время, что был моделью, что у меня выработался серьезный иммунитет — защита от чужого мнения и осуждения. Это первое и самое важное, что дал мне моделинг. А еще благодаря работе в модельном бизнесе я увидел мир и выучил язык.
— Кроме Парижа, какие места, где вы работали, вас еще впечатлили?
— Меня очень впечатлила Италия. Милан, в частности. Знакомые и просто интересующиеся люди часто спрашивали, какой город из этих двух мне нравится больше: Париж или Милан. Так вот, выбирать из них с точки зрения красоты и впечатлений — это как выбирать между матерью и отцом для меня. Это разная, но очень сильная любовь. Если Париж — это город с каким-то ярким, выразительным и порой даже капризным характером, то Милан — это место, где работа и жизнь точно проходят с удовольствием. Там ощущается спокойствие, хотя ты и не находишься в спокойном ритме. Ты бежишь по старым итальянским мраморным плитам, массивным, недвижимым, таким теплым, что эта суета не выматывает, а, наоборот, добавляет сил, и ты просто все делаешь быстро и с наслаждением.
— Чем пахнет Париж, вы рассказали, а чем Милан?
— Милан пахнет пиццей «Пепперони» за два евро! Для меня это не какой-то изысканный ресторан. Так как я ездил с голой задницей, извиняюсь за выражение, то и эта страна для меня немножко дворовая по ощущениям. Я бегал по улицам, курил табак в трамвае, как дикарь, из клетки сбежавший, где на меня ругались местные кондуктора. И всюду эта беготня какая-то, — куда-то залезть, в какую-то подворотню рядом с собором Дуомо заглянуть, с кем-то посмеяться из местных и вдруг, завернув за угол, попасть в офис к Магде — одному из самых влиятельных кастинг-директоров в мире. Она определяет для многих модных домов, кто будет принимать участие в шоу. Выглядит потрясающе — такая большая цыганка с красным платком с какими-то одеждами, с золотыми кольцами. Ей как будто бы магического шара не хватает, но она при этом абсолютно лишена вульгарщины, пошлости и очень органична в этом своем состоянии.