Академик Павлов: человек, без которого мир был бы другим
Имя академика Павлова знает каждый человек в мире. Но не все себе представляют, каким в обычной жизни был этот человек. Опираясь на воспоминания современников, мы создали живой образ ученого. Путь великого физиолога не был усеян розами. Но он никогда не жаловался и не рассчитывал ни на чью помощь. Кажется, самой главной его целью было — деятельно, полнокровно и полезно прожить каждый божий день, каждую минуту! Железная воля, здравый ум, энергия и вечное стремление к цели, «постоянно достигаемой, но недостижимой». Вот что такое Павлов.
Иван Павлов родился в 1849 году в семье молодого священника бедного прихода Рязани, он был первым сыном в семье. Ученый с благодарностью вспоминал, что его с ранних лет приучали к труду: он помогал матери, нянчил младших братьев, трудился вместе с отцом в саду. В восемь лет научился читать и писать. В том же возрасте с ним произошел несчастный случай — мальчик упал с помоста и сильно зашибся. С тех пор слабел, никакие усилия докторов не помогали. Крестный Ивана, игумен Троицкого монастыря, взял его к себе в монастырь, где мальчик прожил год. Он занимался с ним гимнастикой, заставлял плавать, ездить верхом, разгребать снег, кататься на коньках, работать в огороде. Иван окреп и стал иметь охоту к физическому труду. Крестного ему, очевидно, послал Бог. Тому, например, пришло в голову развивать у Ивана и правую, и левую руку. Зато впоследствии Павлов мог оперировать обеими руками. В 11 лет Павлов поступил в Рязанское духовное училище, затем в духовную семинарию. В то время вышло разрешение семинаристам поступать в университет. Он тут же, не окончив последнего года семинарии, уехал в Петербург, сначала поступил на юридический, потом на естественное отделение физико-математического факультета. После университета учился в Медико-хирургической академии.
«Если ты умрешь, для меня все кончится... Брошу все и уеду куда-нибудь в самую глушь земским врачом»
Без преувеличения — Павлову безусловно повезло в личной жизни. С Серафимой Васильевной Карчевской он познакомился, когда ему было 29 лет, а ей — 18. Их первое соприкосновение: в доме Серафимы были гости, но сама она лежала в соседней комнате больная и слышала только голоса. Среди других различала чистый, заливистый смех. Потом спросила брата: «Кто это так хорошо смеялся?» Позже они познакомились на литературном вечере. Интересующаяся искусством Серафима вспоминала с восторгом, как в одной комнате с ней находились Достоевский и Тургенев. Там ее познакомили с Тургеневым, позже с Иваном Петровичем она долго обсуждала его «изящный поклон». «Я не помнила, кто подал мне пальто, и, закрывшись им, плакала от восторга», а подал пальто и проводил до дома ее — Павлов.
Но поначалу невеста пришлась не ко двору. Дело в том, что семья жила небогато, родители Ивана надеялись поправить дела выгодной женитьбой старшего сына, присмотрели невесту. «На ее имя лежит в банке 40 тысяч», — говорили ему. Но Павлов, абсолютный бессребреник, не обращал внимания. Куда больше ему были интересны молодежный кружок и Серафима, которая говорила о том, что «хочет служить народу». Их разговоры были не о семейном гнезде, они спорили: она хотела заниматься педагогикой, Павлов настаивал, чтоб поступала на медицинские курсы. Сам он все время пропадал в лаборатории. Той самой, первой, которую выделил ему Сергей Петрович Боткин.
Лаборатория, предоставленная доктором Боткиным, где начиналась деятельность настоящего ученого, представляла из себя небольшой домик из двух полутемных комнат в запущенном саду клиники. Но Павлов был страшно благодарен великому врачу. Помещение есть, это главное. Хотя ему не выделили никаких средств на исследования. Поначалу выкручивались как могли: Павлов лично покупал бродячих собак у так называемых золоторотцев, которые нещадно его обманывали. Он мог соорудить из консервной банки термостат и радовался этому. Слава богу, в его жизни появился помощник по фамилии Харитонов, который сказал ему: «У вас штиблеты каши просют, а вы деньгами швыряетесь!» и взял многие обязанности на себя. Пятнадцать лет Павлов будет трудиться в этой скромной лаборатории. И если позволит себе оставить работу, то только ради учебы за границей. Первый раз он поехал в Бреславль, чтобы учиться у немецкого ученого-физиолога Гейденгайна. Тогда-то раз и навсегда определились его отношения с заграницей. На чужбине с ним постоянно происходили забавные, а иногда и неприятные истории. Кроме того, в первый раз он явился в костюме странного, практически желтого цвета и снискал прозвище «русская канарейка». Но Павлов даже не смеялся над такими шутками. Его задачей было — упорно двигаться к цели. «Одна из самых сокровенных тайн — сознание человека, — писал он невесте. — Главное — открыть великую загадку жизни: что такое сознание? Откуда оно? Как все происходит в головном мозге? — и добавлял: — Только из-за невозможности постичь сознание появился Бог». Хотя на вопрос, отрицает ли он Бога, обычно отвечал деликатно: «Стараюсь постичь его».
Удивительны письма, которые, находясь в разлуке, Павлов до свадьбы писал жене. Нередко мы знаем примеры, когда личная жизнь тянула ученого вниз: подруга жизни обеспечивала надежный быт, но совершенно не понимала, чем занимается ее муж. Здесь не то. Воистину, эти отношения были даны Павлову для развития. Между ними, помимо влюбленных признаний, идут философские дискуссии, постоянный интеллектуальный спор. «Ты пишешь: «Ты забыл, что у меня есть своя воля и что я никогда не соглашусь подчиниться руководителям». Как могла ты написать это? Разве я давал программу твоего поведения? Я передавал мои впечатления, мои думы, мой опыт... Подразумевалось: вот как я думаю, а ты сделаешь, как решит твоя мысль...» «Ты пишешь о нашем сходстве, что боишься его и что только противоположности бывают счастливыми вместе, что последнее из наблюдений жизни. Из чьих наблюдений: твоих, чужих? Я не знаю этого положения об основе счастья... Такого покоя, счастья, довольства и нет вовсе ни для кого. Где это счастье без мысли! Я не видел его вовсе». «Ты возвращаешь мне утраченную было молодость. Я вижу каждый день, каждую минуту, как оживают, воскресают одни за другими в моей душе мысли, чувства, ощущения лучших годов... Я люблю тебя за то, что уже имею от тебя, а еще более за то, чего жду от тебя...» «Моя жизнь в последние годы все более и более сбивалась с настоящего человеческого пути. Я не любил так долго, я неразборчиво жил с людьми, я слишком поддавался похвалам. Я мало воевал с... наследственными некоторыми чертами. Я жил все это время фактически один, для самого себя... только по одним собственным, личным, значит, эгоистическим побуждениям. Это не могло привести к добру».
Очевидно, что такие письма Серафима заслужила не только безусловной красотой, тактом и воспитанием, но и своей характерностью, нестандартностью мысли (для того времени) и... снисходительностью. Что бы сказала ей родня, если б она поведала, что, приехав к жениху в гости, услышала: «Я бы с радостью сходил с тобой и в театр, и на концерт, но у меня, как всегда, нет денег». (А денег не было, так как Павлов абсолютно все тратил на свои исследования.) «Это ничего, я привезла сто рублей и отдам тебе их», — спокойно ответила невеста. И да, несмотря на то, что весь период до свадьбы Серафима демонстрировала вольнодумие и подчеркивала свою независимость, она, безусловно, принесла себя в жертву. Во время венчания, когда жених спросил ее «О чем ты молишься?», она ответила: «О твоем счастье». Стоит ли добавлять, что свадьба была за счет Серафимы, да и на обратную дорогу в Петербург денег не нашел. В тот момент молодая жена окончательно поняла, что семейный бюджет нужно брать в свои руки. Иван Петрович не то чтобы жалел денег, которых у него не было, а просто забывал о том, что они были нужны. Потому что внутри него постоянно шла непрерывная научная работа, обдумывание. Серафима это понимала. Приехав в Петербург, они сняли четырехкомнатную квартиру, правда, в складчину, тут еще жили брат Серафимы с приятелем и ее подруга. Бедность была очевидная. В доме не хватало посуды, белья, мебели. О чем говорить, если у Павлова была всего одна приличная рубашка. Но по молодости они принимали эти обстоятельства с юмором, тем более в доме была радость — родился сын Владимир, в семье его называли Мирчик. Серафима уехала с ребенком в деревню и писала оттуда мужу серьезные письма.
«Я хочу поговорить с тобой о системе нашей будущей жизни... Помнится, ты как-то написал в своих письмах, что никогда не будешь употреблять алкоголь. Я тебя не спрашивала, но теперь хочу знать: разве ты когда-нибудь выпивал?» Павлов со смехом отвечал, что лишь однажды, желая проверить на себе действие алкоголя, купил полбутылки рома, сел перед зеркалом и стал пить, отмечая в блокноте, что он чувствует. Успел записать только «глаза посоловели...» Потом очнулся на полу. С тех пор никогда не пил. Серафима Васильевна продолжала: «Помнится, ты как-то писал в своих письмах о потерянном времени за карточной игрой. Дай слово отказаться от этого порока... И еще, у нас много времени уходит на приятелей... Давай будем приглашать гостей на субботние вечера». Вот такая жена была нужна Павлову. Он отвечал: «Я в восторге от твоей программы! Обещаю неуклонно ее выполнять!» И не только выполнял, а дополнял ее собственными «ограничениями»: соблюдал диету, режим дня, все делал по расписанию. Правда, это обычным людям кажется ограничениями, а для него это было легко.
В 1883 году Павлов наконец защитил диссертацию, на что у него ранее не было времени из-за работы в лаборатории. Коллеги решили поздравить Ивана Петровича и, зная о стесненных средствах ученого, сбросились и подарили ему значок из золота и серебра. За столом говорили о том, что стало «хорошим тоном» защищать докторские «за счет Павлова»: брать его идеи и выдавать за свои. Все это было так... Но Ивана Петровича никогда не заботили вопросы честолюбия. К счастью, помимо завистников, были и друзья. Сколько сделал для него Боткин! Он помог вылечить тяжело больную жену. Ведь из деревни супруга вернулась без ребенка, Мирчик умер. Никто из приглашенных врачей не мог вернуть к жизни Серафиму. А Боткин пошел своим путем. Начал разговор с того, что такое поведение «недостойно жены великого физиолога», а лечение назначил странное. «Перед едой вы будете выпивать маленькую чашку вина, после обеда будете лежать часа 1,5, после чего играть в карты, читать «Рокамболь» Понсона дю Террайля и гулять во всякую погоду не меньше часа». Узнав о «лечении», Иван Петрович сказал: «Ты должна непременно делать все, что предписал Боткин! Если ты умрешь, для меня все кончится... Брошу все и уеду куда-нибудь в самую глушь земским врачом...» На следующий вечер Павлов взял в руки «Похождения Рокамболя», читал всю ночь, в лабораторию явился в 4 часа дня. «Глупость страшная, — поражался он. — А как начал читать — не мог оторваться. Да, и в этом проявился ум Боткина».