Воля Салаха
Проверенный способ затеять спор в компании любителей футбола (а значит, практически в любой мужской) — это завести разговор о том, кто сегодня величайший игрок. GQ подливает масла в огонь этой дискуссии и утверждает: Мохамед Салах. Не сегодня — так завтра.
Лорд-мэр Ливерпуля Мэри Расмуссен нервно хихикает. На ней золотая церемониальная цепочка с кулоном размером с блюдце, которую она обычно надевает для встреч с членами королевской семьи или кем‑то из иностранных монархов. Наряд по случаю: с минуты на минуту ее посетит египетский «король». Денек погожий, и звездный нападающий «Ливерпуля» Мохамед Салах собирается в городскую ратушу, чтобы дать интервью арабскому телеканалу. Это была задумка продюсеров: найти в Ливерпуле самое помпезное местечко, такое, чтоб было под стать национальной иконе. И ничего лучше ратуши, построенной еще в XVIII веке, было не сыскать: поздняя георгианская архитектура, коринфские колонны, позолоченные карнизы и хрустальные люстры, свисающие над бальным залом. «Тяжеленные, — говорит Мэри, — каждая весит тонну». Съемочная группа бродит туда-сюда, звуковик просит тишины, операторы расставляют штативы. И вот он — Салах! Даже Мэри, фанатка «Эвертона», непримиримого соперника «Ливерпуля», кажется, обескуражена. «Говоря между нами, не такая уж я и безумная фанатка синих», — отмечает она. Оно и понятно — а кто вообще не любит Салаха?
В египетских школах с недавних пор изучают его биографию; тамошние учителя даже прозвали Мохамеда «Создателем счастья». О его подвигах слагают легенды. Первая их часть — о том, как неукротимый Салах привел «Ливерпуль» к победам в Лиге чемпионов и к главной награде английской Премьер-лиги. Вторая — о его щедротах; в деревне Нагриг, что на север от Каира, Мохамед построил школу, очистные сооружения и станцию скорой помощи, кроме того, каждый месяц его благотворительный фонд передает деньги нуждающимся. Эти истории о чудесах Салаха появляются так часто, что журналисты не успевают проверить каждую, и футболист им в этом не помогает: интервью он дает заметно реже, чем уличается в чем‑то супергеройском.
Но есть среди этих сказок и такие, что показались бы ну уж точно вымышленными, не будь у таблоидов видеоподтверждений. Так, Мохамед Салах на своем Bentley был замечен у заправки, где кучка придурков издевалась над бездомным; одного вида Салаха хватило, чтобы шайка разбежалась, а сам футболист протянул униженному и оскорбленному сотню фунтов. Есть и другая история: как‑то неизвестный стащил из машины отца Салаха почти £2000; полиция нашла вора, но Мохамед попросил отца отозвать обвинение, а украденную сумму хулигану простили — с тем, чтобы он потратил деньги с умом и попытался изменить свою жизнь. По данным Стэнфордского университета, после переезда Салаха в Ливерпуль в 2017 году в городе на 19 % сократилось количество преступлений на почве расовой ненависти. В Египте он участвовал в правительственной кампании против наркотиков, и за это время число обращений в службы помощи наркозависимым увеличилось в четыре раза. В общем, нет ничего удивительного и в том, что даже на президентских выборах в 2018 году в Египте не обошлось без Салаха. Избиратели массово портили бюллетени, вычеркивая всех кандидатов, и вписывали одного, хотя тот даже не баллотировался.
И вот двери бальной залы распахиваются и входит Салах. На нем черное худи Haculla, джинсы и кроссовки MSGM, а вокруг — рой из участников этих съемок, каждый из которых пытается сделать селфи. Мохамед лишь улыбается и оглядывается по сторонам. Но в дело вмешивается агент, и футболиста выводят в соседний зал. Засунув руки в карманы худи, он сидит передо мной, и на лице его улыбка в миллион люменов. Салах привык к всеобщему обожанию. «Это то, чего я добивался, — говорит он. — Но иногда люди перебарщивают».
Так оно и есть. Окажись он сейчас на неприметной улице Ливерпуля, города, жители которого чествуют своих футболистов так же рьяно, как The Beatles, там бы тотчас собралась толпа. В Нью-Йорке он не может спокойно переночевать в отеле: всегда найдется хоть один сотрудник-египтянин, который позвонит в номер и пожелает ему сладких снов. И что касается Египта, описать, как там любят Салаха, я не возьмусь. На базарах и в супермаркетах его портрет украшает каждый товар; школы и улицы называют в его честь. «Салах — это мечта, — говорит телеведущий Амр Адиб. — Пример того, как можно быть никем, а потом вдруг стать всем». Для страны, которая до сих пор оправляется от «арабской весны», Мохамед Салах — нечто большее, чем легендарный спортсмен. Он пример того, как следует жить.
Однако оправдывать чужие ожидания — дельце не всегда приятное. Недавно Салах привез свою супругу Маджи Садик и двоих детей — семилетнюю Макку и годовалую Каян — в Нагриг. Всей семьей они собирались праздновать Ид аль‑Адха (Курбан-байрам. — Прим. GQ). «Но стоило нам выйти из дома, как тут же из ниоткуда появилось человек триста-четыреста, — вспоминает Салах. — Их было так много, что мы и шагу ступить не могли. И просто закрылись в доме. Я был ужасно зол. Моя мать плакала, плакала и сестра. Отец ждал меня в мечети, а я не мог выбраться из собственного дома».
Интервью начинается, и мой первый вопрос о воре, которому Салахи подарили свободу. Почему? «С ворами у меня разговор короткий, — говорит Мохамед. — Но в данном случае у парня была понятная причина, чтобы взять те деньги. Когда мой отец спросил у полицейских, а что за человек пробрался в его машину, они ответили, что пару лет назад этот парень поселился на улице, а до того был самым обыкновенным мальчишкой. Поэтому мы решили не требовать с него денег и оставили его в покое». Мохамед Салах и сам знает, как стремительно может поменяться жизнь. Порой достаточно одного слова. Поступка. Или удара.