След от мужских обид
Заранее обдумывая эту февральскую колонку, я в общем даже хотела написать про что‑то жизнеутверждающее. Но, сев за стол и отворив лэптоп, Зина тут же была сбита с ног прискорбной новостью. В Латвии от COVID‑19 скончался культовый корейский режиссер Ким Ки Дук. Утверждать жизнь Зине перехотелось. Далее вы прочитаете про двух мужчин, которых судьба пидманула, пидвела, и это с ее стороны ужасная подлость и преступление. Но начну я с пространных рассуждений.
Недавно в поле моего зрения попал текст журналиста Григория Туманова под названием «А не мудак ли я?». Гриша в этой статье задается разными, не только смежными с «мудачеством» вопросами, в частности, протягивая ниточку от феномена новой маскулинности к новым рекордам по саморефлексии, так сказать, желанным, но никак не реализующимся трендам текущего десятилетия. Новые мужчины якобы отличаются от старых тем, что могут с возрастом прочувствовать и осознать, как молоды они были, как верили в себя, как походя любили, как абьюзили тебя, Зинаида, и многих других женщин и девушек, а затем сделать из этого выводы. Короче, свет мой, зеркальце, скажи: так ли я плох, как меня малюют бывшие подруги, — или даже еще хуже?
Я лично не верю в новую маскулинность. Кого, чего? Не слышали, не встречали. А саморефлексию у мужчин или попросту совесть полагаю вредной для их хрупкого мизогинного здоровья (не говоря уже о потенции). Мужчина хорош в комплексе, великолепен в длинном перечне своих скотских недостатков. Его берут целиком, как дораду в соли или говяжий бок. Условный мужчина, архетип вирильности, услышь меня, отбрось сомнения в том, мудак ты или где.
Какие же будут мои доказательства моим же неполиткорректным утверждениям? Секундочку, только поправлю шапку из каракуля и непременно отвечу.
Столь рано вырванный из жизни смертью, ее когтистыми лапами, ее зловонным оскалом Ким Ки Дук (заметим на полях, что и жизнь, и смерть — слова и понятия женского рода) совершенно точно стал жертвой саморефлексии. Когда‑то любимый азиат планеты сей, бунтарь и скандалист, напугавший мир особой киноэстетикой, в которой красота идет рука об руку с уродством, зверства с благовестом, а Тарковский с Жоржем Батаем, лауреат Берлинале и Мостры, к концу двадцатых годов двадцать первого века развенчанный и осужденный движением #MeToo, застрял в Москве, куда явился возглавлять жюри ММКФ. На родину ему было возвращаться боязно. Он совершил несколько вылазок в страны-лимитрофы постсоветского пространства, снял на коленке неудачный фильм с казахскими статистами, но большую часть времени, чтобы не сесть в корейскую тюрьму по обвинению в домогательствах,