Как на духу
Эпохи сменяются, но аромат каждой остается в нашей памяти. Лев Рубинштейн вспоминает, чем пахло его детство
Чувственный опыт, коллективный или персональный, у каждого поколения свой. И из закоулков, щелей и складок каждой эпохи, особенно той, на которую пришлось наше детство, тянутся к нам и живут вместе с нами навязчивые мелодии и картинки, словечки и прибаутки, какие-то запахи.
Запахи — особенно. Бывает, что вдруг безымянный, нездешний, заезжий ветерок донесет до наших чутких ноздрей какой-нибудь забытый аромат, один из тех, каких давно уже нет в нашем активе, в каталоге актуальных запахов.
Зря, конечно, я употребил здесь слово «забытый», зря. Никто не забыт, и ничто не забыто. И любое, даже самое слабое и мимолетное, самое косвенное дуновение того или иного фантомного запаха из детства мгновенно включает на полную громкость нашу задремавшую было память.
Вот ни с того ни с сего выскочит вдруг из подворотни притаившийся в закоулках воспоминаний дух черной лестницы — незабываемый букет из подвальной сырости, прелой капусты, засоренного сортира и кошачьих эротических проказ.
И ты немедленно, как в глубокий обморок, впадаешь в блаженное и мучительное детство. Прямо в середину пятидесятых. В самую гущу огромной, как целая галактика, коммунальной кухни.
Помнит ли кто-то такое не слишком благозвучное слово, как «комбижир»? А я вот не просто помню, не просто не могу забыть (хотя и ужасно этого хочется) это ненавистное слово, но и время от времени явственно ощущаю его незабываемый дух. Он доносился из недр кухни, когда соседка Клавдия Николаевна жарила тресковое филе на этом комбижире.
Я никогда не знал, не знаю до сих пор и не очень, честно говоря, хочу знать состав этого уникального квазипищевого продукта. Но уникальный этот запах, который неделями не выветривался из кухни, а также и из коридора, а также и из всех комнат, стал что-то слишком часто в последнее время актуализироваться в моей оперативной чувственной памяти.