ForbesБизнес

И немедленно выпил

Коллекционный алкоголь как инвестиционный актив

Первый аукцион, на котором появилось вино, организовал Christie’s еще в 1766 году, в первый год своего существования. Но история собственно инвестиционных вин началась гораздо позже. Вот один из первых кейсов: в 1997 году иеровоам (4,5-литровая бутыль) Château Mouton Rothschild 1945 года ушел с молотка за $114 614, а спустя пять лет был перепродан почти вдвое дороже. Выяснилось, что вино растет в долгосрочной перспективе: дорожает не за 12 месяцев, а за 5–10 и более лет. Рынок отнесся к этому с интересом: начали множиться отчеты и аналитика, появились винные биржи, гиды, рейтинги, и в результате вино стало полноценной инвестиционной категорией, колебания цен внутри которой можно анализировать и прогнозировать. В общем, что купить, нам подскажут. Интересно то, каким путем вино к коллекционеру или инвестору попадает. Ведь 90% всех бутылок откупоривается в первые три года после бутилирования, а винтажами становятся лишь 10% — часть бутылок именно этой категории «вырастает» в коллекционное, инвестиционное вин (другую часть попросту выпьют). К этим 10% относятся элитные сорта, crème de la crème винного мира.

Аукционные и дилерские продажи делят рынок винтажей почти пополам. На торги вино попадает несколькими способами. Во-первых, аукционное тройное D: death, divorce, debt — путь такой же, как и других раритетов. Во-вторых, жизненный цикл винной коллекции, тоже мало отличный от обычного: после скупки всевозможных сортов, регионов и годов наступает время чистки или даже прощания с собранием. Рынок помнит громкие продажи. Так, в 2011 году расстался с винами из своей коллекции сэр Эндрю Ллойд Уэббер: Sotheby’s, Гонконг, более 700 лотов и более $5 млн выручки. Среди известнейших коллекционеров вина числится сэр Алекс, бывший тренер «Манчестер Юнайтед» Александр Фергюсон, продавший на аукционах более 5000 бутылок из своего погреба. Кстати, так называемые торги single-owner в винных департаментах аукционных домов появились только в начале 2010-х, но в итоге получили наибольшее распространение. Винные собрания могут состоять из десятков тысяч бутылок: серьезный коллекционер при желании может выставить на торги подборку из тысячи или более лотов. Другой вопрос, что имидж серьезного коллекционера — материя обманчивая. Вспомнить хотя бы Руди Курниавана, владельца самого крупного в Азии винного погреба, в одночасье превратившегося в самого крупного винного мошенника: в 2013-м он был осужден на 10 лет за продажу поддельных вин общей стоимостью $20 млн. Оглашая приговор, судья заявил, что действия Курниавана были «смелы, грандиозны, но недобросовестны и обречены на провал». Чем не комплимент?

Вернемся к людям порядочным. Мир знает великолепные коллекции. Например, Мишель-Жака Шассея во Франции, ее еще называют «Лувром вина» (40 000 бутылок, около $50 млн, по оценке экспертов). Или погреб королевского двора в Лондоне, опекаемый комитетом из четырех Магистров вина. Там, как шутят, спрятано главное оружие Великобритании на международных переговорах — 38 000 уникальных винтажей. Стоимость собрания, мелькающая в прессе, примерно £3 млн, и вот мой вопрос: откуда эта жалкая цифра? Уверен, что коллекция королевы не хуже, чем у мсье Шассея. Но мне легко объяснить эту странность. Говоря о «Лувре вина», эксперты приводят оценочную стоимость продажи, а в случае с королевской коллекцией внимание акцентируется на суммарной закупочной стоимости, и исходя из цифр получается, что средняя стоимость бутылки — около £78 (что соответствует заявлениям хранителей коллекции: по их словам, ни одна бутылка не обошлась двору дороже £100). Но если коллекцию продавать сейчас, мы получим те же десятки миллионов. В этой математике и кроется смысл инвестирования в вино. Пальма первенства в создании крупных коллекций вина принадлежит владельцам ресторанов. Я говорю не о сетях, а о домишленовских, исторических заведениях, чьи винные погреба заслуживают особой оценки (и чьи гости имеют к ним доступ). Это, например, ресторан Latour в Нью-Джерси. Его покойный владелец Джин Малвихилл собрал коллекцию из 135 000 бутылок, среди которых более сотни винтажей Château Latour начиная с середины XIX века. В мае прошлого года не стало другого великого винного коллекционера Лесли Рудда — владельца ресторана Press в долине Напа, где бутилируют самые известные вина США. Вопрос: что заставляет рестораторов чистить коллекции, выставляя вино на торги, — ведь у них всегда есть кому распить бутылку или несколько? Дело в том, что некоторые рестораны с репутацией и историей следуют своим высоким стандартам, заложенным традицией, и не позволяют сомелье ставить в винную карту вино определенного сорта и года, если в запасе осталась только одна бутылка. Соответственно, бутылка остается в погребе, и рано или поздно приходит час от нее избавляться, сколь бы редкой она ни была, и один из способов — выставить ее на аукцион. А иногда проблема в объеме; бутылки больше магнума не пользуются таким спросом, как стандартные, они слишком громоздки. Вообще для многих ресторанов аукционы — особый рынок сбыта. Закупая вино у виноделен, они придерживают его: со временем вино дорожает, и ресторан, выставив его на торги, получает доход.