Список Forbes / 200 богатейших бизнесменов
Рисунок углём
Реструктуризация угольной отрасли — редкий пример успешной структурной реформы в России.
Сегодня мало кто помнит, что именно забастовки горняков обрушили Советский Союз. Конечно, причины краха социалистической системы лежали много глубже, но ситуация в угольной отрасли стала индикатором сильнейшего экономического кризиса, переходящего в политический. Сплоченный многочисленный класс шахтеров стал в конце 1980-х годов одной из самых серьезных политических сил. Двенадцатого июля 1989 года в Междуреченске на шахте им. Шевякова состоялась первая забастовка, которая быстро разрослась по всей стране. Спустя 28 лет едва ли кто-то в России, кроме занятых непосредственно в отрасли, сможет рассказать о положении дел у шахтеров. Отрасль полностью сошла с политической сцены, сделалась частной и прибыльной. Реструктуризация угольной промышленности стала одной из самых ярких экономических страниц новой России. И этот опыт, безусловно, может быть использован при проведении дальнейших структурных преобразований нашей экономики.
Системный кризис в угольной отрасли начался еще в 1970-е годы. Он выразился в старении активной части основных фондов. Тогда уже более половины шахт имели возраст, превышающий 40 лет. Это как старость у человека. К тому же более половины предприятий угольной промышленности работали в сложных горно-геологических условиях, на некондиционных, так называемых маломощных пластах, для которых непригодна современная технология, — ни в одной развитой стране мира их отработкой не занимаются. В начале 1990-х к этому добавилась ухудшающаяся макроэкономическая конъюнктура. В конце 1980-х я работал директором по экономике в «Лисичанскугле» на Украине. Прошел там шахтерскую забастовку. Наше объединение — это добыча 3,62 млн т угля в год, 36 000 работников, восемь шахт, две обогатительные фабрики, шахтостроительное управление, шахтопроходческое управление, управление по монтажу-демонтажу горно-шахтного оборудования, автобаза. Подчеркну, это монументальное хозяйство давало всего лишь 3,62 т в год, потому что мы работали пласты по 70–80 см. Фактически это был рабский труд на глубине 800 м при температуре 36–37 градусов. Работали, что называется, в трусах. Сейчас «Лисичанскуголь» закрыт. Для сравнения: на нашем нынешнем предприятии ЗАО «Шахта Беловская» один из участков — разрез «Караканский-Западный» — добывает 4,2 млн т угля, а работает на нем всего 630 человек. 36 000 против 630, которые к тому же добывают больше, чем все объединение «Лисичанскуголь». Такой рост производительности труда был бы невозможен без полномасштабной реструктуризации угольной отрасли, на которую, однако, власть решилась не сразу.
В 1991 году были отпущены цены на все виды промышленной продукции, кроме угольной. Традиционно уголь в нашей экономике занимает место замыкающего вида энергоресурсов. То есть когда не хватает газа, нефти, мазута, продуктов нефтепереработки, тогда обращаются к углю. Правительство опасалось отпускать в свободное плавание цены на уголь, потому что это могло вернуться по межотраслевой модели удорожанием в 17 рублей на каждый рубль. А раз так, то нужно держать цены. Это привело к резкому увеличению дотаций. Ведь товарно-материальные ценности, электроэнергия — все вокруг дорожало, соответственно, росли дотации угольной промышленности. Долго так продолжаться не могло. В 1992–1993 годах объем дотаций составлял $5–6 млрд. Дальнейшее финансирование отрасли из бюджета было не только контрпродуктивно, но и невозможно, потому что баррель стоил в 1993 году $17 и нефть продолжала дешеветь.