Домовая любовь
С романом «Калечина-Малечина» Некрасова вошла в большую литературу и попала в короткие и длинные списки престижных российских премий, но полностью показала свои способности в сборнике рассказов «Сестромам». Некрасова вдохновляется фольклором – это видно и в сюжетах, и в языке, она придает традиционным мотивам новые смыслы, показывает в новом свете, откровенно говорит о женской телесности, привязанности, одиночестве и любви. Специально для Esquire Некрасова написала десятичастную поэму «Домовая любовь», где из-за самоизоляционных ограничений квартиросъемщица и домовая Буйка впервые оказываются вместе надолго.
1
Вернутся ли в Москву домовые?
В оставленных ими квартирах
Поверхности мебели,
Стены в комнатах
Слишком быстро
Покрываются пылью;
Раковина, ванна,
Шторка розовятся плесенью;
Углы обвязываются паутиной,
Цветы желтеют,
Хлеб быстро черствеет,
Молоко сразу киснет,
Воздух так тяжелеет,
Что весы показывают
На 70 грамм больше.
Многие хозяева-домовые сбежали
От постоянных людей
В своих квартирах,
От усиленного хозяйствования
В своих хозяйствах,
От семейственной возни и криков
Всвоих комнатах,
От въедливого человеческомосковского запаха
Ускоренного беспокойства.
Даже сиднем дома
Те волнуются –
Пропустить,
Не успеть,
Замешкаться.
Часто боятся такого,
Даже чумы сильнее.
На этом карантине
Домовые впервые
Увидели слишком много
От людей человеческого,
Слишком сильного человеческого:
Теряющими себя,
Семью,
Дом,
Деньги,
Бизнес,
Работу.
Узнающими себя,
Семью,
Дом,
Деньги,
Бизнес,
Работу.
Бывало, болезнь
Или утрату.
Концентрат человеческой драмы,
Рассчитанный лет на двадцать,
Растворился в трех месяцах,
В трех-четырех десятках квадратных метрах.
И погнал дедов из Москвы.
Прежде хозяева видели людей редко:
По ночам только,
На выходных только.
Те поспят, пожуют что-то,
С детьми уроки покалякают,
Телевизор посмотрят,
Компьютер пожмякают.
Снова спать и снова на работу.
А тут дома-дома-дома безвылазно,
Не поделать дедам по хозяйству,
Не побытовать,
Не отдохнуть по-домовому.
Хозяйничают в наших хозяйствах,
Видеть и нюхать их нету сил,
Даже если свои же потомки.
На этом карантине
Люди будто стали
Хозяевами хозяйских квартир.
Даже съемные люди.
Вернутся ли в Москву домовые –
Родные хозяева, Неродные?
Родные – из квартир жильцов-владельцев,
Знают этих людей с детства,
Видели, как росли их родители
Или даже бабушки.
Родные хозяева – часто родня,
Ставшие домовыми предки.
Хозяева сбежали в Домодедово или Дедовск,
В Подмосковье люди тоже посиживали по домам,
Но не таким сиднем.
В этих двух городах
Московским домовым можно
Селиться в свободные дачи или новостройки.
А особенно уважаемым родным хозяевам
Можно уплотнять местных хозяев,
Заступить в управление их налаженным хозяйством.
Местные выдавленные хозяева жмутся
По углам, вентиляциям, подъездам,
Как неродные.
Молятся и думают:
Вернутся ли в Москву домовые?
Неродные хозяева – хозяева второго сорта,
Из квартир со съемными жильцами.
У домовых считается, что такие не привязаны
К часто сменяющимся людям,
И что не любят жилье правильно,
И не бытуют тщательно.
Стены, мебель, книги, технику, утварь
Жалеют слабее, чем принято.
Даже если неродные были раньше родные
И помнят необжитые обоями стены,
Видели жильцов младенцами или подростками,
Наблюдали, как те выросли, состарились,
А может, умерли – не важно –
Квартиры поарендовали,
Сдались ищущим в Москве Москвы приезжим.
И даже когда в городе таких домовых
Сделалась половина,
Все равно их голоса весят половину
Родных голосов на дедовских собраниях.
Все равно им достаются лишь остатки кулебяки
На дедовских праздниках.
Решением старших родных хозяев
Их могут поменять квартирами, уплотнить,
Просто выселить или отправить в Пустой дом.
Некоторые из хозяев поехали
Из Москвы от горя,
Потеряв в чуме Своих людей,
Родных или Съемных.
Винят себя,
Живут где придется:
В подъездах,
Межквартирных тамбурах.
Рядом с выселенными местными хозяевами
Или даже на улице.
Воют, что не уберегли
Или грешным делом заразили.
Хоть сами сиднем на карантине.
Домовые на самоизоляции всю свою вечность.
Домовые – бывшие люди,
Болеют всем человеческим,
Только легче и мягче.
Иначе как они протянут
Несколько сотен лет.
Воют, не хозяйствуют,
Не бытуют,
Сами просятся в Пустой дом.
Буйка – хозяйка второго сорта в квадрате,
Она домовиха съемной квартиры,
И она – домовиХА –
ХА-ХА –
На весь район одиночная.
К ней ходили сильно свататься
Разные домовые:
Из ее девятиэтажки,
Из соседних хрущевок,
И даже двое из сталинки.
Чаще хозяева неродные,
Но бывали и родные.
Чаще из-за тридцати восьми квадратных метров,
Но бывало и по страсти.
Буйка красивая: крупная и лохматая.
Она отказывает, не хочет замуж,
Любит хозяйствовать одна-сама,
Любит одна-сама бытовать,
Любит одна-сама домолюбить.
Старшие деды, как нравы оскалились,
Давно на нее заточились,
Думают выдать насильно,
Уплотнить или выселить.
А может, и найти, к чему придраться,
И отправить Буйку в Пустой дом.
Но все не доходят лапы,
Да больно хлопотно:
Буйка – вредная, здоровая, громкая,
Хозяйство ее бедное,
Но хозяйничает тщательно.
Бытует сердцем,
Хоть и не родная.
А теперь и вовсе карантин,
И многие старшие родные,
И не старшие,
И не родные,
Устали от людей.
И уехали из Москвы.
А Буйка осталась.
2
Если бы мой дом помещался в лапы, то я бы затискала его до полужизни. Мой дом – большой, в нем – целых 38 квадратных метра: две комнаты, кухня, ванная, туалет, лоджия и хорошенькая кладовка. Семь раз в день я прохожусь по нему дозором, оглядываю и обнюхиваю каждый угол. Мышей съедаю, пауков сгоняю, пыль хвостом вытираю (но только там, куда нипочем не долезть хозяйке). Обнимаю стулья и табуретки, целую стены, двери и дверцы, иногда отдельные вещи.
Тштштштштшттштшт – это закипает электрический чайник. Еще я слушаю – постукивание по клавиатуре, пиканье сообщений, жужжание электрической кофемолки, заоконные крики и машинные рыки, журчание унитаза, бормотание застенного радио, подвывание и постукивание стиральной машины и, конечно, жиличкины движения. Если застыть на месте и дышать потише, то можно услышать этот звук домашней тишины, собранный из текущего в проводах электричества и общего гула всех людей на свете.
Хвост, чтобы не мешался, ношу в кармане шушуна. Достаю, чтобы смахнуть пыль с книжных страниц, снять паутину с углов или погнать паука. Чтобы не споткнуться в длинной юбке, когда надо лазить, затыкаю ее в борты сапожных тапок. Получаются широкие штаны. Волосы собираю в косы, иногда в три, иногда в пять, иногда в десять. Количество кос зависит от грусти. Чем мне грустнее – тем больше кос. Волосы достают мне до конца спины и состоят из толпы разноцветных прядей: рыжих, седых, черных, пепельных, соломенных и коричневатых. Иногда проступают красные, зеленые и синие. На всем моем теле шерсть пепельного цвета. На морде серый пух. Волосы расчесываю раз в четыре дня, шерсть на теле – всегда после помывки, то есть еженедельно. Чистотень – моя обязательность. Другие моются раз в полгода. Это не годится. В доме начинает пахнуть – это безобразно. Жильцы принимаются поднимать полы, выбрасывать нужные вещи, лить одеколон по углам, еще они бродят, двигают носами и думают о переезде. А все потому, что кто-то давно не мылся и воняет почти как проклятый кот. Я пахну почти как помытый человек, потому что одалживаю у жилички шампунь и гель для душа с экстрактом пиона или ванили. У меня кривоватые нижние лапы, и я немного переваливаюсь при ходьбе, но это ничего, зато я красиво танцую.
Я Буйка-великолепная!
Разноцветная,
Сильная и ловкая,
Ушастая и хвостатая,
Буйная и храбрая,
Красивая и вообще.
Дом со мной,
Как за крепостной стеной.
Мои крепкие когти
Никогда не выпустят
Обязанностей и долга.
Домовою,
Домомою,
Домопою,
Домохраню,
Домолюблю!
3
Я и ее видеть не видывала,
Слыхом не слыхивала,
Нюхом не нюхала,
Не знала, не жалела.
Она уходила в девять,
Приходила в девять,
Иногда позже.
Тушила овощи или бескостную курицу,
Разваривала рис или гречку
Или недоваривала макароны.
Жевала их сыроватые с сыром,
Запивала винной кислятиной.
Заливала чай пакетный травяной или чабречный,
Жевала с ним с-семечками-печенье или бээ-горький шоколад,
(я привыкала долго к ее так-себе-еде),
Потом смотрела в компьютер или телефон наладонный.
Засыпала, во сне посапывала,
Сны видела – не особо сказки.
По выходным читала, смотрела компьютер или телефон
Наладонный.
Не водила никого, это славно,
А то я б засыпала гостевые глаза пылью.
А чего ее жалеть?
Она мне чужая жиличка,
Живет и живет и живет
В моем доме.
Заплетена уже двенадцатая коса!
Ревность моя поначалу
Скалилась.
Я грустно выла:
Мой возлююююбленный дом,
Жили мы вдвоееееееем
(это для песни, а по правде до девицы жила с двумя детьми семья, до этого два вахтовых, прежде еще женщина и ребенок, до нее учебный парень. Всех теперь я упомню, но сильно лениво перечислять. Как перед последней съехала семья – целый месяц квартира была моя).