Эпоха раздора: почему молодые русские режиссеры снимают кино про лихие 90-е?
22 августа 2019 года в российский прокат выходит фильм — победитель «Кинотавра» «Бык» 34-летнего режиссера Бориса Акопова. И это далеко не единственная картина о лихих девяностых, снятая поколением 30-летних российских режиссеров. По просьбе Esquire Егор Москвитин разобрался, почему о 1990-х принялись рассказывать те, у кого об этом десятилетии остались лишь детские воспоминания, — и какой они видят эту декаду.
В прокат выходит “Бык” Бориса Акопова — главный по версии “Кинотавра” российский фильм года. События картины разворачиваются в Подмосковье в 1990-х, герои — совсем еще молодые романтики и прагматики, герои и трусы, победители и жертвы. Это и мальчишки, которые качают железо и ходят на стрелки, и девчонки, которые крутятся вокруг гостиниц для экспатов в надежде уехать в Европу и Штаты. Крепкий телом и духом, но добрый и потому слабый сердцем (есть даже какая-та болезнь, о которой упомянут вскользь) Антон Быков — начинающий генерал песчаных карьеров. Под его началом — полдюжины таких же юных быков, за его спиной — мать-одиночка, младшая сестра и непутевый брат, а над его головой — настоящие бандиты, которые без сожалений отравляют его в бой против кавказского клана.
“Бык” потрясает не только проработкой характеров и актерскими удачами (в первую очередь — самого Юрия Борисова), но и постановкой сложных, почти батальных сцен — от разборки на пустырях до побоища на рынке. На “Кинотавре” фильм взял не только Гран-при, но и приз за операторскую работу. Наверное, вручай фестиваль награды художникам-постановщикам, “Бык” был бы отмечен и ими: это удивительно тонкая и точная реконструкция времени, превратившегося в миф. И в то же время фильм не содержит артикулированного послания о 1990-х и поэтому ставит зрителя в тупик. Неужели вся эта грандиозная работа велась ради того, чтобы в финальной сцене показать шрамы, оставленные эпохой на красивых молодых лицах? Чтобы подчеркнуть ту точку невозврата, которой стало послание Ельцина 31 декабря 1999 года? Герои смотрят на новогодний экран, а зритель смотрит на героев и понимает, что эти молодые люди никогда больше не поверят ни одному слову стариков. Не то чтобы это свежая мысль или оригинальная иллюстрация к чему-то давно известному.
Поэтому неожиданная победа “Быка” на “Кинотавре-2019” расколола киносообщество — точнее, ту малую и незначительную его часть, которая фильмы не снимает, а интерпретирует. Дело в том, что на фестивале в этом году столкнулось кино прогрессивное и традиционное, женское и патриархальное. Много призов взяли старомодные и брутальные драмы вроде “Большой поэзии” и причисленного к этому типу (из-за неудачного интервью, в котором режиссер сказал, что “не верит в женское кино”) “Быка”. В то время как два важных фильма об освобождении и раскрепощении русских героинь, исторически привыкших страдать, остались лишь с утешительными наградами. Речь о “Верности” Нигины Сайфуллаевой и “Давай разведемся!” Анны Пармас. Критикам казалось, что будущее на “Кинотавре” проиграло прошлому, а “Бык” задал молодому кинематографу ложный вектор движения. Ведь раз 34-летний дебютант Борис Акопов победил с лентой о 1990-х, то и остальным новичкам стоит искать счастья там.
Такая реакция на фильм — синдром если не огромной проблемы общества, то как минимум “трудностей в коммуникации”, как говорят в таких случаях в американском кино. Что бы ни происходило за окном, самой горячей точкой нашей коллективной судьбы остаются девяностые годы прошлого века — и любой фильм, сериал или роман об этой эпохе тут же развязывает маленькую гражданскую войну. Доходит до смешного, когда критики пытаются объяснить идеологией даже прагматичные и технические решения сценаристов, продюсеров и режиссеров. К примеру, прошлогодний сериал “Ненастье” перенес действие одноименного романа Алексея Иванова из 2008 года в 1999-й. В книге речь шла о ветеране Афганской войны, ограбившем коллег-инкассаторов и спрятавшемся с деньгами в поселке с красноречивым названием Ненастье. Охоту на беглеца начинают бандиты, крышевавшие банк, преданные им друзья из “Коминтерна” (криминальной группировки, выросшей из афганского братства) и — неохотнее всех — менты. События 2008 года в книге перемешиваются с флешбэками из конца 1980-х и начала 1990-х, в которых описывается крах советской системы и рождение недоношенной и слабой системы российской.
Вернувшись из Афганистана и своими глазами увидев хаос нового времени, герои пытаются, по сути, создать государство внутри государства. Это вообще излюбленная тема Иванова — взять хотя бы идею “фамильона” из романа “Блуда и МУДО” или “Общагу на крови”. А государства, как твердят учебники истории, всегда рождаются в результате двух волевых решений: монополизации группой лиц права на насилие и принуждения остальных к уплате налогов. Поэтому афганцы становятся рэкетирами и захватывают промышленный город-миллионник — как в общем-то и было в Екатеринбурге 1990-х. В романе есть сцена, в которой вожак «Коминтерна» Лихолетов, классический русский герой с харизмой разом и Данилы Багрова, и Стеньки Разина, защищает старшеклассницу от бандита-насильника, но тут же влюбляется в нее сам. Прекрасная девушка, очевидно, метафора новой и невинной России. Один бандит, верящий лишь в право сильного, и другой бандит, ставший таким поневоле и не лишенный благородства, — две исторические альтернативы, из которых эта юная Россия вынуждена выбирать. Третьей власти в стране быть не может — ведь все остальные мужчины либо пьют, либо пишут стихи.