«Другой у меня нет»: Дмитрий Быков о родине и любви
Как правильно говорить с детьми о патриотизме – и надо ли вообще? Какую роль в отношении к родине играет культура? Журналистка Александра Яковлева поговорила с писателем и педагогом Дмитрием Быковым
В моем случае трудность в том, что я был совершенно советским ребенком и при этом довольно несоветским человеком, просто по складу ума и характера. Я не думаю, что можно и нужно гордиться какими-то врожденными данностями вроде нации, места рождения, года рождения и так далее. Но я склонен думать, что надо за это как-то отвечать, что есть вещи, которые не выбирают, и независимость от этих вещей накладывает какой-то не слишком приятный отпечаток на личность. Что-то вроде свободы, граничащей уже с произволом.
Я отношусь к родине примерно так же, как к своей жизни: я ею не горжусь, но я за нее отвечаю. И другой у меня нет. Есть вещи биологические, от которых не больно-то абстрагируешься. Есть привычка, есть любимые места детства, есть запахи, воздух, климат, в конце концов.
Я люблю холодное лето, люблю дождь, среднюю полосу России, лес, мелкие теплые речки, дачные вечера, даже комаров. Все эти вещи из детства, и еще когда после лета возвращаешься в город перед школой – такое последнее тепло, интенсивное и бурное доцветание всего. Мне кажется, что и в жизни моей сейчас такое позднее лето. Это все не только природа, это вообще среда.
Русская среда мне очень нравится – еще и потому, что, как бы и сколько бы ее ни загаживали, до конца загадить так и не удается. Она очень мощно сопротивляется. Да и вообще, нельзя позволять заслонять нашу родину – ту страну, где по-настоящему ценят слово, где никогда не верят ни в какие абсолюты, умеют посмеяться над всем, перемигнуться, где вместо вертикальной мобильности горизонтальная солидарность.
Зачем и как прививать любовь к родине?
Прививать детям не надо ничего, кроме оспы, и то не убежден. Нельзя воспитывать убеждением – только примером. Мне кажется, надо объяснять детям, что много было в истории России, да и в географии, всяких обстоятельств, сильно затруднявших свободное и естественное развитие. И хорошо бы они, дети, не столько гордились родиной, сколько жалели бы ее. Жалость – чувство более интимное и крепкое. Чтобы они видели не страшную старуху, которая все время требует за нее умирать, а на любые вопросы отвечает попреками, а чтобы им рисовалась, как Блоку, плененная царевна, спящая красавица:
И затуманилась она,
Заспав надежды, думы, страсти...
Но и под игом темных чар
Ланиты красил ей загар:
И у волшебника во власти
Она казалась полной сил…
Может, родина действительно похожа на мать, и каждый к ней относится соответственно. Есть ведь и такие люди, которые терпеть не могут собственных матерей и воспринимают любовь к ним как обременительную обязанность. А я, например, от своей матери сильно завишу, и мне всегда ее жалко, при всем любовании ее способностями. Мне все время кажется, что жизнь ее могла сложиться лучше, что ее многие незаслуженно обижали и оттесняли, хотя она и сама не пряник. И к родине у меня ровно такое же отношение.