Неподкупный и безжалостный
Основоположником идейного террора, который осуществляется в целях революционной необходимости, можно считать Робеспьера.
Максимилиан Робеспьер остался в памяти потомков чем-то большим, чем просто «одним из вождей Великой французской революции 1789–1794 годов». Мало ли их было, этих вождей — всех и не перечислишь! Но из главных актёров той великой драмы лишь Робеспьер (да ещё, пожалуй, Марат) удостоились «высшей славы» — их имена стали нарицательными...
«Что в имени тебе моём?»
Робеспьера уже давно не было на свете, но его имя продолжали активно использовать в политическом лексиконе. Враги Наполеона прозвали корсиканского выскочку «Робеспьером на коне». Энгельс как-то написал об Оливере Кромвеле — вожде совсем другой революции, английской, — что он «соединял в себе Робеспьера и Наполеона». Лев Троцкий иронично именовал Ленина «Максимилианом», а герои французских кинокомедий 1980-х дразнили «робеспьерами» активистов Социалистической партии Франсуа Миттерана.
Почему же фамилия Робеспьер стала бранным словом для одних и неким суровым, но чистым идеалом — для других? Чтобы ответить на этот вопрос, надо начать с того, с чего обычно и начинают всякий рассказ о великом человеке — с его биографии.
Максимилиан Робеспьер родился 6 мая 1758 года в городе Аррасе в семье потомственных юристов. Когда мальчик подрос, его — по семейной традиции — отправили изучать право в престижный лицей Людовика Великого в Париже. Затем был юридический факультет Сорбонны. В 1781 году дипломированный бакалавр вернулся в родной Аррас, где завёл адвокатскую практику.
Грамотный, вежливый и очень аккуратный адвокат быстро стал популярен. Кстати, современникам особо запомнилась именно эта робеспьеровская черта — крайняя аккуратность (порой доходившая до маниакальности) в вопросах одежды и внешнего вида. Парик Робеспьера был всегда напудрен, сюртук был идеально вычищен и застёгнут на все пуговицы. Позднее с такой же неумолимой педантичностью он будет рубить головы многочисленным «врагам революции».
А пока Робеспьер рос, учился и делал первые шаги на юридическом поприще, во Франции назревали великие события...
«Невозможно, чтобы не рухнуло»
В середине XVIII века власть французских королей казалась незыблемой. Но при этом крестьяне задыхались от малоземелья и феодальных поборов, а работники городских мануфактур жили впроголодь. Однако страшнее бедности было полное бесправие всех, кто не принадлежал к двум «первейшим сословиям» — дворянству и духовенству. Все эти бесправные (к которым относились не только крестьяне и рабочие, но также воротилы бизнеса, интеллигенция и простые служащие) объединялись одним понятием — «третье сословие».
Наполеон верно подметил причину революции: «Франция хотела равенства». Равенства не в смысле «взять всё и поделить», а равенства всех людей перед законом. А его в старой Франции не было и в помине.
Дворянин мог запросто избить недворянина палками (как шевалье де Роган — великого Вольтера). Какой-нибудь герцог де Фронсак мог поджечь дом торговца, чтобы — под шумок — похитить и изнасиловать его дочь. Напившийся граф мог застрелить слугу в трактире и на вопль трактирщика невозмутимо ответить: «Включите его в счёт». Все эти дворянские «шалости» (по терминологии XVIII века) оставались совершенно безнаказанными.
И чиновный, и судебный аппарат прогнили насквозь. Дела решались только по родственным связям или за взятки. Как сказала весьма не глупая куртизанка XVIII века мадам де Тансен (мать философа д’Аламбера): «Если только сам Господь не приложит руку, то просто невозможно, чтобы это всё не рухнуло».
«Эсеры» и «кадеты» XVIII века
Давно копившееся недовольство прорвалось в 1789 году, когда Людовик XVI созвал Генеральные штаты — совещательный орган старой Франции (собрание депутатов от сословий). Депутатом от провинции Артуа в это собрание был избран и адвокат Максимилиан Робеспьер.
Цель Генеральных штатов 1789 года была чисто техническая — одобрить новые налоги. Но произошло неожиданное. Генеральные штаты (а точнее их часть — представители от «третьего сословия») налоги обсуждать не стали. Вместо этого депутаты объявили себя Учредительным собранием. Король пригрозил смутьянам силой. В ответ парижане восстали и 14 июля 1789 года захватили Бастилию. Началась Великая французская революция.
В августе 1792 года тысячелетняя французская монархия пала. Вся власть перешла к собранию депутатов, которое получило название Конвента. Робеспьер во всех этих событиях участвовал как вожак крайне левых. После свержения монархии в Конвенте верховодили жирондисты (или, как их ещё называли, «умеренные»). Если проводить аналогии с нашим 1917 годом, то якобинцев можно сравнить с левыми эсерами. А вот жирондисты тянут на кадетов — партию крупного бизнеса и университетской интеллигенции.
Французских кадетов ждала та же судьба, что и российских: они были «посланы к чёрту» озлобленными народными массами. Революция не принесла беднякам почти никаких облегчений. Напротив, как и в любое переходное время, добавила новых тягостей. В этих условиях радикальные лозунги Робеспьера и Марата находили в народе самый живой отклик. Лермонтов так красочно описал настроения парижской толпы образца 1793 года: